Двух людей – юношу и зрелого мужа – могли услышать небеса…
– Я не верю, не верю, – исступлённо твердил тот, кто был старше. – Как такое могло случиться, что воля первосвященника и прокуратора оказались крепче Его воли и силы? Что верх взяли деревянный крест и гвозди палача?!
– А ведь Он обещал нам прийти во славе сияющей и грозной и стать царем Иерусалима! – вторил ему второй, совсем ещё юноша.
– И кто дерзнул похитить Его тело? – продолжал сетовать первый. – Что теперь делать нам? Куда идти? Во что верить? Как жить дальше?
– Я вернусь домой, Клеопа, – твердо сказал юноша. – Не хочу оставаться здесь, где мы потеряли Его. Я уплыву в Антиохию…
В усмешке того, кого назвали Клеопой, была горечь:
– Только это нам и остается – разойтись по домам. Но как мы сможем забыть то, о чём Он говорил нам?
Они ещё долго обсуждали увиденное и пережитое, во что плохо верилось, да что там – не верилось вовсе! – обсуждали с горечью и болью. Голгофа, крестные муки, смерть…
До Эммауса было три часа ходу… Позже юный спутник Клеопы вспоминал то, что он видел. Так бывает в пустыне в жару, когда разные образы встают у тебя перед глазами и сладко ранят твое воображение. Тебя мучает жажда, и ты видишь перед собой оливковое дерево и ручей рядом с ним. Вот и сейчас что-то особенное вдруг успокоило его сердце. Утолило часть его жажды! Юноша обернулся, и ему показалось, что он видит на середине дороги за их спинами Путника. Да мало ли кого встретишь на дороге! Но Этот… Его фигура точно преломлялась в закатных лучах солнца. И Он неспешно, но так верно догонял двух товарищей, чьи сердца в эти дни оказались разбиты. Что ещё запомнилось юноше? Когда позже он будет рассказывать об этой встрече, то сообщит, что видел немногое: серый плащ странника, посох в руках Путника, Его длинные волосы, лежавшие на плечах, Его ни с чем несравнимую стать…
И вот уже они услышал вопрос:
– О чём вы рассуждаете между собою и отчего так печальны?
Многие люди годы напролёт будут задавать вопросы тому, кто в эти дни был отчаявшимся юнцом: «Но как это случилось? Как Он подошел к вам! Что с вами было в эту минуту?» – «Он просто поравнялся с нами и заговорил, – будет отвечать он, свидетель. – Но мы словно ждали Его. Я ждал…» – повторит, и не раз, товарищ Клеопы. А сам будет вспоминать, как алый свет закатного солнца озарял умиротворённое лицо Путника. Такое спокойное и ничем не взволнованное в этот страшный день. Точно ничего и не случилось в мире! Словно мир жил по своим законам как и следовало ему жить вовеки веков, а не горько плакать и рыдать о своей потере! Но вопрос Путника тронет за живое пылкого и взбешённого Клеопу. Юноша запомнит взгляд старшего товарища, как он зло и с насмешкой посмотрит на него, своего друга: мол, вот ведь вопрос! И откуда такой взялся? И, конечно, не сможет промолчать.
– Ты идёшь из Иерусалима, – с горькой усмешкой бросил Клеопа. – Неужели Ты не знаешь о том, что произошло в городе в эти дни?
Юноша ждал ответа Путника! И заранее был уверен, как Тот поведёт себя.
– Но о чём я должен знать? – спросил шагавший вровень с ними Путник, улыбаясь уверенно и светло.
Да, именно так! Словно великий покой царил в мире и не было в нём места горю. Лицо Его освещало закатное сияние. Юношу будут спрашивать: «И ты не запомнил Его?» – «Нет, – будет отвечать он. – Но сердце говорило, что я Его знал – знал всегда…» Вот это спокойствие и величие, эта безмятежность раздосадовали Клеопу. Такое невежество и неучастие в делах мира возмутили его! Но разве может человек Благой Вести долго злиться и негодовать? И Клеопа, набравшись терпения, рассказал Путнику о великой трагедии, случившейся в эти дни, о том, что было с Иисусом Назарянином.
