– Саня. Саня Чепухин, – отозвался парень, чувствуя как под овчиной мягчает тело, и приятная дремота наполняет тяжестью веки. Ему хотелось уснуть и видеть во сне милую барышню Серёдкину, но говорливый дед не унимался.
– Так, вы, значит, в доме господина Пёля изволите проживать? На Седьмой линии? – тихо и даже осторожно поинтересовался Артюхин. Притулившись к стене, он сложил на животе руки и, казалось, задремал. Но нет: «Помню, пользовал спермин Пёля. Выдающийся был экспериментатор! Обывателям дай свечи от геморроя, да соли от насморка. А он изобретал эликсир жизни! Можно сказать, жизнь положил за науку».
– Изобрел? – вяло поинтересовался, обласканный тулупом Санек, почти засыпая.
– О, нет! Он изобрел кое-что похлеще… – сдавленный шепот Артюхина над его ухом прозвучал жутковато. Пожалуй, скомандуй теперь дневальный во всю свою солдатскую дурь: «Рота, подъем!» он бы не вырвал Санька из сонного плена так резво, как этот таинственный шепоток. А вдруг. А вдруг дед что-то знает. Что-то сможет ему объяснить. Только вот как спросить, как начать разговор… Но дед его опередил:
– Если я вам скажу, что я «ваше превосходительство», так вы мне, небось, не поверите. А зря! У меня вот здесь вот, – старик прикрыл ладонью погон на кителе образца развитого социализма, – не звезды, а корона Российской империи лежала.
«Два сумасшедших в одном обезьянники – веселый зоосад», – подумал Саня. Он уже не сомневался, что старик с приветом. Главное, чтобы Артюхин, не догадался, что его собеседник тоже не всегда с головой дружит.
– Не верите, – обиженно просипел старик в своем углу, роняя на грудь косматую голову. Саня подумал, что дед наконец заснул и опрометчиво пробубнил: «Верю, верю». Артюхин тотчас встрепенулся и совсем по-звериному сиганул с одной скамьи на другую. Оказавшись рядом, он запустил пальцы в шевелюру и, остервенело рыча, принялся драть, зачесывая назад. Волосы вздыбились, открывая умные глаза, высокий гладкий лоб и почти эльфийские уши. «Вот леший!» – изумился Санек. Как то неуютно ему сделалась рядом с «вашим превосходительством». Поди, угадай, что там, в голове у психа. Накинется и заклюет до смерти. На всякий случай парень нырнул поглубже в воротник и затаился.
– А вы знаете, что время и пространство бесконечны? Ничто не имеет плоти и все есть плоть.
От этой мысли Саньку стало неуютно, потому, что мозг его с трудом вмещал и электричество, куда там нейросети, пять джи и прочие «черные дыры» его образования. В ответ он только вяло шевельнулся в своем овечьем коконе.
– Так вот, – Артюхин, сиганул на место, в прыжке роняя с ног дамские шлепки. Глаза его сверкали неистово и Санек забеспокоился. Он отогнул воротник, чтобы быть начеку, если вдруг «ваше превосходительство» забалует не на шутку. – Так вот, – повторил дед, загробным голосом. – Я тот, кого злой рок забросил в бездну. В безумную нескончаемую гонку за собственной тенью. Я призрак, я ничто и я живой… – старческий голос дребезжал, наполняя камеру потусторонней жутью. Артюхин мелко затрясся, с лица его точно смахнули черты. Оно вдруг сделалось плоским прозрачным овалом, да таким, что за ним отчетливо проступил голубой мелкий кафель стены обезьянника. Руки и голые ноги, такие же плоские, будто вырезанные из плексигласа задергались в конвульсиях… И дед исчез.
Китель с джинсами, внезапно оставшиеся без хозяина, сиротливой горкой лежали на скамейке, вроде их обладатель, спешно сбросив с себя одежду, вышел в соседнее помещение на медосмотр и куда-то запропастился.
