Отец общался с ангелами и духами стихий, используя учение аббата Тритемия, труд которого «Стеганография» лежал всегда под его рукой. Он считал, что мысли являются элементами мира духов, точно определенными удаленностью духовного мира, и они никогда не погибают, непрестанно воплощаясь в сознание человека. Самыми коварными и ненадежными из всех были духи воздуха, которые не хотят ничему подчиняться, кроме сильных заклинаний. Рута была свидетелем того, как отец выходил во двор, поворачивался лицом к лесу и произносил заклинания, но говорил их не привычным, а каким-то надрывным, картавым голосом, демонстрируя всем своим телом, каждым движением невероятный импет,[4] небывалый экстаз, которого никогда не проявлял раньше, и Рута тогда дрожала от страха, однако вслушивалась в странные, нездешние слова на иностранном языке, которые срывались с уст отца: «Pamersiel oshurmy delmuson Thafloyn peano charustea melany, lyaminto colchan, paroys, madyn, moerlay, bulre + atloor don melcour peloin, ibutsyl meon mysbreath alini driaco person. Crisolnay, lemon asosle mydar, icoriel pean thalmõ, asophiel il notreon banyel ocrimos esteuor naelma besrona thulaomor fronian beldodrayn bon otalmesgo mero fas elnathyn bosramoth». После этих слов духи должны были появиться, а если нет, надо было повторять еще раз и еще раз, и тогда уже отец оказывался вне этого мира, глухой и слепой ко всему, что происходит вокруг него, кроме одного – появления духов. Когда же наконец ему удавалось вызвать их, Рута видела, как воздух становился видимым, как он сворачивался на глазах, словно скисшее молоко на огне, как возникали в нем фигуры и персонажи, хотя и расплывчатые, но узнаваемые, с крыльями и длинными руками, с растрепанными волосами и лицами, меняющими свою форму.
Духов воздуха приходилось усмирять словно диких лошадей, и когда они наконец возникали, отец говорил с ними уже ласковым тоном: «Lamarton anoyr bulon madriel traschon ebrasothea panthenon nabrulges Camery itrasbier rubanthy nadres Calmosi ormenulan, ytules demy rabion hamorphyn». После этих слов они готовы были слушаться того, что он им приказывает, хоть и вели себя довольно беспокойно, постоянно перелетая с места на место, то опускаясь, то поднимаясь, и крылья их шумели, как шумят кроны деревьев.
Она запомнила навсегда, как однажды не послушалась отца и, выждав, пока он не уйдет на охоту, нашла ключ, открыла Книгу и стала читать. Страницы Книги были яркого красного цвета, просто обжигали глаза, трудно было различить странные, непонятные слова, которые как будто высыпались на страницу, они вселяли страх, потому что были порождением какого-то нездешнего мира, мира тьмы и тайных шелестов. Рута знала, что отец раскрывает эту Книгу лишь только в сумерках, поэтому прикрыла окна подушками, чтобы на Книгу не падали солнечные лучи, а страницы не так раздражали глаза, и, прищурившись, стала вчитываться, слово за словом произносила она вслух, не зная еще, к кому эти слова обращены, когда вдруг острый холод пронзил ее до костей, а в хижину из-под порога вползла сизая густая мгла, которая какое-то мгновение клубилась перед ее глазами, а затем сформировалась в уродливое чудище, тело которого переливалось, как в реторте, мерцало и струилось, словно течение, все время меняя свой образ.
– Чего хочешь? – прохрипело чудище. Девушка остолбенела и не смогла произнести ни слова, а оно повторяло и повторяло свой вопрос тем же голосом, который доносился откуда-то из глубин земли, пока Рута не ляпнула первое, что пришло в голову, чтобы только чудище вымелось из хижины:
