– Там, на Хиосе, все в постоянном страхе. Пленников со всего побережья свозят на этот остров. Я изо всех сил держалась за мать, но меня огрели плетьми и отбросили в сторону. Маму забрали на большое торговое судно, и больше я не видела ее. Меня и других детей отправили на корабле в Афины. – девушка смолкла. Слезы навернулись на глаза, воспоминания растревожили ее.
– Хватит плакать. Не так уж плохо тебе живется сейчас. Лучше расскажи мне о море, о своей прошлой жизни. Расскажи, что помнишь. Что это за место?
– Там красиво. Очень красиво. Мне часто снится родной дом. Море такое ласковое, прозрачное – на дне видно все до последней ракушки. Я помню, как играю на берегу, рядом другие дети…
– Перестань. Я спрашиваю тебя не об этом. Похоже, ничего не добиться от глупой рабыни. Ты намного лучше поешь, чем рассказываешь. Ступай-ка вон отсюда.
Девушка ушла. Она забилась в темный уголок и долго еще всхлипывала, глотая слезы. Пока она, растревоженная воспоминаниями, плачет в углу помещения для рабов, Креонт соображает, как бы ему раздвинуть границы известного ему маленького мира.
– Что я мучаюсь? В городе полно иноземных купцов. Их истории будут поинтересней, чем сказки плаксивой рабыни.
И Креонт зачастил на рынок. Он подолгу слушал рассказы словоохотливых чужеземцев – его воображение рисовало далекие земли и неизвестные острова, морские просторы и незнакомые города. За свою недолгую жизнь Креонт, как и многие граждане города, никогда не покидал Фивы. Даже соседние Платеи казались ему чем-то особенным, каким-то неизведанным миром. Афины же и вовсе представали перед Креонтом как нечто очень далекое, он мог часами внимать рассказам приехавших афинян, испытывая настойчивое желание самому увидеть знаменитый Акрополь, величественные храмы и сам неизвестный ему город, столь непохожий на его родные Фивы. Рассказы, услышанные им на рынке, представляли собой сборный коктейль, где правда перемешана с вымыслом, а откровенная ложь сдабривается изрядной долей хвастовства. Чувствуя восторженное внимание молодого человека и неподдельное его восхищение, кое-кто из рассказчиков давал простор своей фантазии – так Креонт узнавал об островах Эгейского моря, и населяющих его невиданных существах. Постепенно Креонт увлекся, его глаза засветились желанием познать неизведанное, детская жажда приключений вновь проснулась и настойчиво требовала прислушаться к своему зову. Когда же причина грусти была установлена, Креонт отважился на неслыханное доселе в Фивах дело – отправиться в путешествие.
Родные благосклонно отнеслись к необычной просьбе Креонта и снабдили его необходимыми средствами, а также посоветовали взять с собою спутников, сверстников Креонта из богатых фиванских семей – в компании путешествовать веселее, да и надежнее: друзья всегда помогут, случись что. Так Креонт и два его приятеля по детским играм, Филонид и Главк, оказались сначала в Афинах, куда их сопровождал многоопытный старенький купец. Пока молодые люди знакомились с сердцем Аттики, тот нанял для них судно, обратил фиванские монеты в афинское серебро, обо всем договорился, и после этого проводил всю компанию в плавание по Эгейскому морю. Впечатлительные фиванцы были в восторге. Погода благоприятствовала им – ветер был попутный, море – спокойным.
Бесконечная вереница островов Киклады особенно запомнилась путешественникам посещением святилища Аполлона на Делосе – столь величественным предстал перед ними в лучах заходящего солнца знаменитый храм. Утро застало их в пути – так постепенно добрались они до Крита, задержались там, осматривая побережье этого острова, через месяц их судно встречал Родос. Изваяние Гелиоса, это одно из чудес света, произвело потрясающее впечатление на молодых фиванцев. Чистое золото изваяния спорило с самим солнцем, и, уподобляясь ему, превосходило само светило. Едва солнечные лучи касались круглого золотого диска, как он отражал направленный свет, усиливая его. Казалось, что вспыхнуло другое, более близкое солнце. Огромный светящийся шар излучал ослепительное сияние, свет его был виден далеко за пределами острова. Любой человек понимал, что горят два солнца – одно в небе, другое здесь, на земле. И он затруднялся ответить, какое же из них ярче. Судно покидало Родос, освещенное двумя светилами – божественным и рукотворным.
