Через полчаса его подобрала полуторка – автомобильный патруль рыскал по дальним окрестностям Ложка. Машина вывернула из-за леса и мчалась на него, расшвыривая сухую грязь. Он поднял руки, дескать, сдаюсь, подбросьте. Водитель затормозил у самого носа. Станковый пулемет, установленный в кузове, смотрел ему прямо в лоб. Из машины высыпались красноармейцы, наставили на него автоматы.
– Ни с места! – грозно проорал кто-то. – Не шевелиться! – И, схватив за шиворот, стал стаскивать со спины автомат. – Смотри-ка, форму нашу нацепил, падла фашистская! Ну, ничего, мы его быстро расколем!
– Парни, мне бы в штаб, в отдел контрразведки, к подполковнику Крахалеву… – вяло бормотал Алексей. – А тот, кто обозвал меня фашистской падлой, получит лично от меня по зубам. Но не сейчас, устал чего-то…
– Отвезем, не волнуйся. – Обшаривавший его старший сержант вытащил документ и тупо уставился на него. Потом громко расхохотался: – Смотри-ка, парни, фрицы окончательно обнаглели!
– Слушай, старшой, – высунувшись из кабины, проговорил дрогнувшим голосом водитель. – Кажись, это правда наш, видел я его… Ты бы поосторожнее его мутузил…
– Ладно, – немного смутился сержант, – в штаб доставим, пусть разбираются. Лыков, Дорофеев, хватайте его – и в кузов! Руки не распускайте, но смотрите за ним…
Отдохнуть в дороге не удалось – кузов трясся, все бока отбил. Надежная машина – этот прославленный «ГАЗ-АА», но до чего же неудобная…
Минут через двадцать его выгрузили у штаба. Навстречу уже бежали радостные оперативники из его группы: старший лейтенант Саня Шевченко, лейтенанты Коля Одинцов, Вадим Мазинич. Вот уж не ожидали увидеть живого командира!
– Товарищ капитан, живой, чертяка! – грохотал Шевченко, восторженно хлопал его по плечу. – Ты куда пропал, мать твою? Эй, бойцы, осторожнее с ним, это же не картошка!
Красноармейцы смущенно отдали честь, ретировались. Ну, и леший с ними. Но того, кто обозвал его «фашистской падлой», Алексей на всякий случай запомнил.
– Парни, потом все разговоры, ладно? – бормотал он, с трудом переставляя ноги. – Уморился я за эти сутки, а еще Крахалеву докладывать… Меня еще не объявили фашистским перебежчиком?
– Еще нет, – радостно объявил молодой Коля Одинцов, – но к тому уже шло. Товарищ подполковник вчера молнии метал: мол, найти и доставить капитана Макарова, в каком бы виде он ни оказался! Ты, кстати, вовремя, – еще часок-другой, и нас бы снарядили на твои поиски.
Чуть позже Алексей сидел у кабинета Крахалева, вытянув ноги, и наслаждался покоем. Начальник отдела контрразведки изволил отсутствовать. За столом в конце коридора зарылся в ворохе бумаг полноватый, какой-то обтекаемый капитан Верищев – политработник караульного батальона, он же секретарь первичной партийной организации и, по совместительству, политрук батальона. На боевых заданиях этого офицера практически не видели, он воевал на собственном фронте: осуществлял политическое наблюдение за личным составом, формировал политико-просветительскую и воспитательную работу. Верищев листал личные дела и с подозрением поглядывал на капитана.
– Ну, и где ты был, Макаров? – проворчал он недобрым голосом. – Люди с ног сбились.
– Где был, там меня уже нет, Верищев, – не без удовольствия отозвался Алексей. – Наслаждался осенней природой, устроит? Ты работай, не отвлекайся.
– Не нравишься ты мне, Макаров… – процедил Верищев. – Ох, не нравишься…
