Ариец и его социальная роль - страница 12



Нация есть общность индивидов, имеющих разное расовое происхождение, но соединенных сложными родовыми связями, которые на протяжении истории оказывали влияние друг на друга. Нация включает в себя живых, умерших, а также все последующие поколения до скончания веков. Нация претендует на вечность и вездесущность, то есть на то, чтобы остаться в конце концов одной и заселить всю Землю своим потомством. <…>

Нация, начинающая формироваться, включает в себя разные расы, в различных пропорциях, распределенные некоторым образом в общественной иерархии».

Такой взгляд является ложным и проистекает из не менее ложных представлений о человеческой личности и придания довлеющей важности экономике. Люди, я это повторяю, не являются, как считает христианство – церковное или светское, – равными и независимыми, они, наоборот, не равны по отношению друг к другу из-за того, что над ними довлеет наследственность. Экономические интересы нынешнего и грядущего поколений мало значат по сравнению со стратегическими интересами всей нации, а потому жертвовать надо в первую очередь экономическими.

Более поздние критики Лапужа, не имея возможности читать его в подлинниках, неустанно обвиняли ученого в пропаганде примитивного, однобокого расизма. Ему приписывались утверждения, будто он писал, что все длинноголовые блондины принадлежат к «высшей» расе, а все короткоголовые брюнеты – к «низшей». И поколения читателей простодушно доверяли написанному, тем более что энциклопедические словари содействовали распространению данного измышления с настойчивостью эпидемии. В то время как на самом деле ученый писал: «Смелость, выдержка, долихоцефалия, депигментация, повышенный рост являются характерными чертами H. Europæus. Из этого не стоит делать вывод, что у H. Europæus повышенные умственные способности из-за его долихоцефалии. Такое умозаключение часто делали противники селекционизма, и многие одалживали мне его, чтобы потом спросить, почему негры тоже не являются высшими людьми. Ничего подобного я никогда не измышлял, не писал, но вероятно, что будущее действительно покажет общую корреляцию между высокоголовостью и повышенной импульсивной активностью».

Итак, как видим, механизм идеологических провокаций и технология шельмования не стали со временем изобретательнее и утонченнее.

А вот стиль сдержанных, корректных допущений Лапужа показывает, что он действительно был подлинным ученым-новатором, желавшим заглянуть за горизонты современной ему науки, что никак не может быть преступлением против общественной нравственности. Во времена Лапужа философов-одиночек уже не сжигали на кострах, но атмосфера косности убивала авторитет и честное имя истинных новаторов. «Следовательно, не надо делать вывод, который я слышал от ученых людей, даже профессоров: раз долихоблонд является высшим – значит, всякий долихоблонд высший, тот кретин – долихоблонд, значит, долихоблонд не является высшим», – подчеркивал ученый. Но это не спасло его, всегда выступавшего против однобокого и примитивного толкования научных фактов, от обвинения в расизме. Отчетливо видны следы цеховой солидарности глупцов, прикрывающихся учеными степенями и мстящих подлинно ярким и самостоятельным личностям. В другом месте своей книги Лапуж также четко указывал: «Я не являюсь приверженцем насильственных мер, о которых говорят американские селекционисты и которые они начинают практиковать. Кастрация представляется мне бесполезной». Тем не менее Лапужа записали в «предтечи человеконенавистнических идей Гитлера». Парадоксально, но те, кто проповедовал и осуществлял радикальные евгенические меры, избежали этой участи и до сих пор числятся в ряду маститых ученых с вполне благонравной репутацией. Напомним, что и в Советской России было множество приверженцев негативной евгеники. «Дурная трава с поля вон», – вещали большевистские комиссары, беспощадно и массово истреблявшие целые сословия лучших русских людей, на которых поколениями держалось наше отечество. И в честь убийц, по странному стечению обстоятельств, до сих пор названы улицы и проспекты в крупнейших городах России. А скромного библиотекаря, который в своей жизни вряд ли обидел существо более сложной организации, чем жужелица, представляют едва ли не как одного из главных идеологов тоталитаризма. Вот они – чудеса пропаганды.