– Это вас зовут Эспер?
– Да.
– Прекрасно, – сказал полицейский, спрыгивая с лошади. – Вы арестованы.
– И за что, позвольте узнать? – приподняв бровь, спросил я.
– А сами как думаете? – проворчал усатый.
– Даже предполагать не буду. Это вы обязаны разъяснить, за что пытаетесь меня арестовать.
Городовые переглянулись. Усатый мотнул головой в мою сторону. Его напарник снял с пояса наручники и шагнул вперёд.
– Вытяните руки перед собой, – сказал он.
– Отказываюсь, – невозмутимо ответил я. – В чём причина ареста?
Полицейский опешил. Похоже, в его голове не укладывалась мысль, что кто-то может просто отказаться быть арестованным.
Усатый, который явно был в паре старшим, нахмурился и положил ладонь на рукоять шашки.
– На вас поступило устное заявление, – сказал он. – Подростки пожаловались, что вы их избили.
Надо же. А я решил, что это Желан наябедничал. Оказалось, что Трофим и его дружки.
Тоже мне, гроза окраин. Типичная гопота, как и в моём старом мире. Они крутые и все такие вне закона только пока не получат по зубам. А когда получат, первые бегут жаловаться в полицию.
– Всё верно, избил, – кивнул я. – Хотя слово не совсем подходящее. Им досталось всего по два-три удара.
– Ну вот! – воскликнул старший городовой. – Значит, вы арестованы.
– С чего ради?
– Так вы же сами только что признались, что побили их!
– Ну и что? – пожал плечами я. – Слушай внимательно, служивый. Эти твои подростки оскорбили меня и напали первыми. Имперский закон гласит, что оскорбление аристократа карается десятью ударами плетей, а за нападение дают до трёх лет каторги или ломают руку. Ты вообще законы знаешь?
Конечно, я не собирался отправлять подростков на каторгу. И так уже прекрасно проучил. Тем более, у них ещё нет своих мозгов, смотрят на старших и повторяют.
Это мне на самом деле гораздо больше, чем восемнадцать. А у тех парней соображалка пока что плохо работает.
– Конечно, – пробурчал полицейский, убирая руку с шашки. – Но парни сказали, что вы сами на них набросились!
– А я говорю, что они лгут. За неимением свидетелей слово дворянина всегда считается правдивее, чем слово безродного.
– Это ещё почему? – насупился младший городовой.
– Дворяне никогда не врут.
Мы стояли посреди дороги, и с обеих сторон уже скопились зеваки. Думаю, не весь наш разговор они слышали, но ситуация была и без того ясна как день. Люди в фуражках хотели меня арестовать, но по какой-то причине не могли.
Мне доставлял удовольствие этот спектакль. К тому же он был на пользу. Пускай горожане видят, что меня так просто не возмёшь, и даже стражи закона порой бессильны перед аристократом.
Только эти самые стражи сдаваться не собирались:
– Всё равно вы арестованы. До выяснения обстоятельств.
– А говоришь, что законы знаешь, – усмехнулся я. – Дворянин может быть арестован лишь по обвинению в тяжком преступлении. Причём это всегда домашний арест, если речь не идёт об убийстве другого дворянина без повода или государственной измене.
– Тоже мне, учёный, – фыркнул усач. – Знаем мы про вас.
Я скрипнул зубами. Такое чувство, что Владислав действительно постарался донести новость об изгоях до всего Дальнегранска. Каждый встречный знает, кто я такой.
Впрочем, в таких городках редко происходит что-то интересное. Появление моей семьи здесь из разряда небывалого события. Не удивлюсь, если в последние дни в каждом кабаке только о нас и говорят.
