Я стала оказывать Васе первую помощь и почти сразу поняла, что он вдупелину пьян. С трудом вытянула из него, на каком этаже он живёт, – и потащила в лифт. Вася мычал и пытался меня облапать, но делал это как-то без страсти, в полпинка.
– Ой спасибо опять нажрался, – без запятых сказала мне Васина, наверное, жена, принимая с рук на руки тело мужа. С тех самых пор она со мной приветливо здоровалась, тогда как Вася меня не запомнил и при встречах упирался взглядом в стенку.
Но самым загадочным моим соседом был безымянный дедушка, выходивший кормить голубей ровно в три часа пополудни.
Я терпеть не могу голубей, хоть это и божьи птицы. Узбекская домработница Лобар, с которой я познакомлюсь через полгода, скажет, что голуби – это хорошо и что надо радоваться, что они прилетают к вам на карниз (даже если гадят при этом на окна). Но я, повторюсь, терпеть не могу голубей – и дедушка, рассыпавший пшено напротив подъезда в урочный час с решимостью экскаватора, вызывал у меня справедливое возмущение.
Справедливое, но… молчаливое. Голуби мне почти что не досаждали, к тому же я каждый день говорила себе: ты здесь ненадолго, не навсегда. Тебе не нужно здесь ничего менять, не надо втягиваться в эту историю… Дедушка заговорил со мной сам однажды вечером, когда я курила на отдалении от подъезда, любуясь заснеженной яблоней (весной окажется, что это – груша).
– Хау а ю тудэй? – спросил он, обнажив в улыбке зубные протезы.
– Айм файн, энд ю? – на автомате сказала я и только потом опомнилась: – Вы знаете английский?
– Немного учил. Что-то я вас раньше не видел, девушка. Вы стройная, как Шамаханская царица…
И тут же резко, словно выстрелив:
– С какого этажа?
– С шестого.
– Надолго к нам?
– Как пойдёт.
Дедушка посмотрел на меня с уважением. Я тут же спросила:
– А вы сами с какого?
– Смотрите, – вскинулся дедушка, игнорируя мой прямой вопрос и подавшись всем телом к машине, которая ехала через двор. – Такси, за рулём женщина. За пятьдесят, но в отличной форме.
Клянусь, я не успела разглядеть ни саму женщину, ни её отличную форму, но наблюдательность дедушки навела меня на мысль, что в прошлом он был разведчиком – и по привычке вербовал каждого встречного при условии, что он кажется полезным.
О чём он думал, меча пшено перед голубями?.. Представлял ли свою старость такой – в уродливом, вновь будем честны, дворе московской окраины?
По утрам я наблюдала жизнь столичного спального района и его обитателей, а дни проводила, как и положено провинциалке, в музеях и театрах. Обратно в Отрадное (Обратное! Отвратное!) добиралась на метро, внимательно разглядывая людей в ряду напротив. Среди смертельно уставших смуглых разнорабочих, старух с пугливым выражением лица и школьников, уставших почти так же, как разнорабочие, попадались родители с маленькими детьми, отражавшиеся друг в друге, как в стекле с надписью «не прислоняться». Я каждый раз смотрела на них, улыбаясь, – и видела, как эта моя улыбка пугает Москву, не привыкшую к смурной уральской нежности.
Потом я, конечно, избавилась от этой привычки и обзавелась другой – не глазеть по сторонам, а внимательно слушать каждое произнесённое рядом слово. Так вылепился в конце концов мой портрет Москвы – какой она была на излёте января 2022 года.
Один миллион
В Париже чаще всего говорят о еде – что было на ужин, вкусно ли, кто что выбрал, с каким вином. В Москве – о квартирах. Вторичка, новостройка. Студия, апартаменты. Где снимают, почём купили. Чешская серия. Ипотека, альтернатива, соседи, сколько до метро. Стяжка полов, мокрая точка, косяки и
