Даня зашёл в комнату с телеком, сел за парту.
– Пупс, ты следующий.
Кирилл поджал губу, но промолчал, поднялся и пошёл на беседу.
– Что там было? – Лёха выключил телевизор и посмотрел на Богдановича. Даня промолчал.
Пока блатной был у начальника, Лёха с Кириллом поговорили «за жизнь».
– Меня до жути пугает этот Даня, – признался Мамонтов. – Всегда ненавидел блатных. Несмотря на то, что у меня мама сидит смотрящей за отрядом на зоне.
– У тебя мать сидит? – удивился Лёха.
– Говорил уже. Мать сидит за наркоту, отца посадили, когда я был ребёнком, так он и пропал. Старшая сестра сбежала из детдома и тоже исчезла. Такая себе семейка. Творческая. У нас только бабушка адекватная, но я от неё сбежал в Москву.
– Я от бабушки ушел и от дедушки ушел… А зачем? – Лёха искренне не понимал, зачем куда-то бежать, мыкаться по чужим домам, бедовать, когда есть угол и родной человек.
– Мир посмотреть, себя показать. Тесно мне стало в нашем городке.
Лёха усмехнулся. Маленькие карие глазки Кирилла тут же вспыхнули гневом из-под очков.
– Зря смеёшься. Я к четырнадцати годам уже музыкалку закончил по вокалу, пел в заведениях, вёл свою танцевальную группу клаб-дэнса.
– Чего?
– Учил женщин пластично танцевать, – Кирилл скромно поправил очки.
– Ну, а потом?
– В Москве поселился у знакомой. Устроился в одно заведение, там выступал, – Кирилл замялся. Лёха подумал было, что пупс танцевал стриптиз, но, взглянув на фигуру, отогнал эту мысль. – Короче, говорил же, я переодевался и пел попсу.
– Зачем? – Лёха посмотрел на Мамонтова.
– Платили очень хорошо, а я до денег жадный.
– Много?
– Очень.
– А посадили тебя за что?
– Ты знаешь, я человек творческих взглядов, можно сказать даже интеллигент. Мне в этой темнице ужасно душно, – начал издалека Мамонтов. – Много моментов меня пугают. Даже собственная тяжеловесная фамилия. Я вены резал несколько раз. Я личность крайне неуравновешенная.
– Так за что тебя посадили?
– Скажем так, у меня были разборки с одним типом, и это всё закончилось статьей… Хотя были только угрозы.
– Что ты сделал-то? – допытывался Лёха, которому стало не по себе рядом с этими фриками. Один косит под блатного пахана, второй и того чище. Таких «самородков» в жизни Зыков ещё не встречал.
Вопрос повис в воздухе. Хлопнула дверь, вернулся хмурый Богданович, отвернулся к окну и ушёл в свои мысли. Мамонтов отправился к воспитателю. Лёха терпеливо ждал, когда его вызовут. Ему нечего скрывать, дело у него простое. Скоро восемнадцать, в СИЗО нарушал режим, поэтому характеристика плохая. После совершеннолетия его отправят в исправительную колонию общего режима в родные края. Какая будет там жизнь, Лёха не задумывался. Первый день на «малолетке» выбил почву у него из-под ног.
– Я хочу сделать заявление, – с порога заявил Мамонтов.
– Делай! – кивнул Григорий Сергеевич.
– Я не желаю отбывать наказание на малолетке и прошу направить меня в колонию общего режима.
– Почему?
– Потому что интеллектуально я намного лучше развит. Мне тут делать нечего. Я давно не ребёнок и не хочу среди детей деградировать.
– Я тебя услышал. К сожалению, это невозможно, пока тебе нет восемнадцати. Придётся пожить с нами.
– Жаль, – огорчился Кирилл. – Тогда, может быть, поселите меня отдельно?
– Слушай, – Григорий Сергеевич вытащил из кармана сигарету и понюхал. – Я понимаю. Ты боишься.
– Нет!
– Ты прав. Не боишься. Опасаешься. Дело в том, что ты особенный, – начальник наклонился к Кириллу и понизил голос. – Ты талант. А талант совсем не от Бога. Ангелы завидуют людям, потому что не способны к творчеству. Значит, талант это дар с иной стороны. И порок сопутствует таланту.
