Вечером перед их отъездом она снова уединилась в палисаднике. Но Андрей зачем-то пришел на ее заветное место и уселся напротив на толстый, но источенный жучками обрубок бревна. Карина поморщилась, но промолчала.
– Чего из-за стола убежала? – недовольно поинтересовался он. – Мать пирогов напекла, батя самогонку хорошую достал.
– Я не пью такое, ты же знаешь, – нехотя ответила Карина и закрыла томик Цветаевой, который только что читала.
– А все стишки эти! – неожиданно зло проговорил Андрей и сорвал длинную травинку, тут же начиная грызть ее кончик.
– О чем ты? – холодно поинтересовалась она.
– Голову они тебе всю задурили, вот о чем! – после паузы ответил он. – Хорошая ты девка, умная, красивая, нежная, но словно порченная. Читаешь все, размышляешь себе что-то. Непонятная ты. Вначале думал, что учительницам так и положено. Но уж столько времени тебя знаю, а ты все такая, даже когда не в школе. Я ведь обрадовался, что ты уволилась, думал, может, куда в другое место устроишься, где стишки будут без надобности.
– Не нравлюсь, давай расстанемся, – неожиданно для себя предложила Карина и почувствовала, как неприятно сильно забилось сердце.
Андрей бросил травинку и поднял на нее глаза. Он смотрел пристально и серьезно. Потом четко проговорил:
– Я люблю тебя. И люблю на всю жизнь без всяких там прикрас. Это мужская любовь, а не каких-то там твоих поэтишек, которые говорят, может и красиво, но непонятно и не по делу, а значит, так и любят.
Карина растерялась, так как никогда не видела Андрея таким серьезным. Он словно на миг приоткрыл перед ней свою сущность. И ей показалось, что это чистейшая сталь, безупречная, строгая и по-своему прекрасная.
– И ты любишь меня, – уверенно продолжил он. – Я это знаю. Просто дури в тебе много от этих книжек.
Карина не смогла сдержать улыбку. Ей вдруг показалось, что они все-таки могут найти общий духовный язык. И вместо того, чтобы искренне поговорить с Андреем о своих чувствах, она начала торопливо рассказывать о том, как размышляла, сидя здесь, о смысле цветаевского стихотворения «Бузина». Андрей слушал напряженно, словно пытался уловить в ее словах что-то нужное именно ему.
– Ты только послушай, – торопливо говорила Карина, – как это гениально!
Бузина, без ума, без ума
Я от бус твоих, бузина!
Степь – хунхузу, Кавказ – грузину,
Мне – мой куст под окном бузинный
Дайте. Вместо Дворцов Искусств
Только этот бузинный куст…
Она замолчала, сдерживая быстрое дыхание.
Андрей перевел взгляд с нее на куст бузины, потом зачем-то сорвал недозревшие ягоды и растер их в пальцах.
– Ты понимаешь? – робко спросила Карина.
– Ну, бузина.… И что? – после паузы ответил он. – Обычный кустарник. Он тут испокон веку растет. Он тут всегда будет. И чего я в таком случае буду так убиваться по этой бузине? Я-то никуда отсюда уезжать не собираюсь! Я на месте, на своей земле, все здесь мне близкое, все родное. И ты мне родная! Чего ж еще желать?
– Но ведь для поэта это не просто куст, – сделала еще одну попытку Карина, – это олицетворение целой жизни. Зеленые ягоды – молодость, потом ягоды краснеют, наливаются, потом чернеют. Сама природа наглядно показывает нам процесс развития жизни. И гениальная Цветаева увидела это в простой бузине и показала нам. Но там все сложнее, – заторопилась она, заметив, как поморщился Андрей. – Это ведь писалось в тридцатые годы, жизнь страны была нелегкой, сам помнишь из истории…. недаром там такие строки… «Бузина казнена, казнена! Бузина – целый сад залила Кровью юных и кровью чистых…»
