– Разумеется нет, – Елизавета слегка пожала плечами – тогда пришли к выводу, что введение такого названия во-первых лишь добавит объёма и без того разросшейся классификации, во-вторых создаст опасный прецедент, и многие молодые исследователи будут пытаться выдать желаемое за действительно, только чтобы их «детище» попало в классификатор, это своего рода увековечивание научного имени.
– Получается, компетентные умы не углядели в предложенной концепции элементов научной новизны. – заключил Риз.
– Я бы так не сказала. – Елизавета сделала ещё один небольшой глоток из стакана с минеральной водой – Просто группа амбициозных исследователей пыталась представить уже хорошо изученное явление в новом свете. И это при том, что такое расстройство как мания преследования, в наименее выраженных формах, широко распространено в социуме.
– Я правильно понимаю, – уточнил Риз – данное заболевание встречается среди нормальных людей?
–Хочу сказать, – Елизавета не удивилась поставленному вопросу, очевидно сталкиваясь с ним очень часто – что в психологии очень тяжело обстоит дело с понятием нормы. Просто нет возможности определить критерии нормы в психологии, как это сделано в клинической медицине. И как следствие, отсутствие нормы сильно затрудняет определение патологии>6.
– Получается, что в психологии нельзя никого назвать больным? – женщина ожидала такого вопроса от Риза, поскольку его очень часто задавали люди, с которыми приходилось вести разговор о фундаментальных основах науки.
– Существуют различные отрасли в психологии, самой авторитетной принято считать клиническую психологию. Да, больным называть никого нельзя, а о патологии говорить приходится только тогда, когда прослеживаются такие изменения сознания, при которых существенно ухудшается качество жизни человека, когда он становится неспособен к самостоятельной жизнедеятельности, и когда он становится опасным для себя или окружающих. Но в таких случаях, речь уже идёт о психиатрии, а их доктрина несколько более обстоятельна, и у них есть собственные критерии, в том числе и для нормы.
– Стало быть, это своего рода пограничье между психологией и психиатрией? – уточнил Риз.
Елизавета кивнула, продолжая жевать порцию салата.
– А если человек совершает что-то такое, что преследуется по закону. Ну скажем убийство. – после короткого раздумья предложил Риз – Откуда суду знать, является ли его действие признаком заболевания?
– О, это очень интересный вопрос. – с некоторым энтузиазмом отозвалась Елизавета – Видите ли, если обстоятельства преступления сперва проясняются следственными органами, они первые, кто контактирует с преступником. Если в ходе допроса выявляются какие либо обстоятельства, которые могут показаться следователям странными, то они могут запросить экспертизу. Но на самом деле этого никогда не происходит, потому как следствие заинтересовано в вынесении обвинительного заключения и передачи дела в суд. А вот защита обвиняемого, напротив, заинтересована в таких обстоятельствах и стало быть в экспертизе, поскольку это может дать защите возможность добиться гораздо более мягкого наказания для своего подзащитного, особенно если экспертиза сочтёт его больным. Здесь работают судебные психиатры, которые и ставят диагноз. Если обвиняемому поставят диагноз, то наказание в виде лишения свободы будет заменено на принудительное лечение, что разумеется, небо и земля.
