Антон одобрительно посмотрел на Рафика, снимавшего крупный план рассказчика, оседлавшего любимого конька.
Рассказ оказался тем самым, ради чего они сюда и приехали. Посетителей в таверне становилось больше. По городку поползли слухи, что в «Кабури» снимают кино, благодаря чему наплыв посетителей был больше обычного. Бармен довольно потирал руки и все больше расплывался в улыбке.
– … А было тому рыцарю сказано, что всякий, взглянувший в лицо той голове, мученически умрет. Поэтому он всегда держал ее завернутой в платок в особом ковчежце, и настрого запретил кому бы то ни было отпирать этот ковчежец. И только перед боем извлекал ту чертову голову наружу и обращал ее лицом к врагам – и тех словно какая-то сила начинала косить одного за другим, а он всегда оставался невредимым.
Но вот однажды плыл он на корабле, сон его сморил. А его слуга возьми да и полюбопытствуй: что это хозяин держит в сундучке и никому не показывает? Вынул он голову, взглянул на нее – и упал замертво. Подошли другие, кто был тут же – и тоже все попадали. Тогда капитан, видя такое дело, накинул, не глядя, на ту голову мешок, да и швырнул за борт. И говорят, в том месте исчезла вся рыба. А рыцарь в короткий срок разорился, и в первом же сражении его сразил камень, пущенный из сарацинской пращи.
А еще говорят, когда эта голова запрокинута, то в заливе поднимается страшная буря и ни один корабль не может его пересечь. Когда же голова лежит навзничь, на поверхности наступает штиль, – завершил свое повествование Димитриос в наступившей тишине.
Это была удача!
Выпив напоследок метаксы3 и побратавшись с барменом, Антон с Рафиком провели остаток ночи в гостеприимном домике матушки Елены, а рано поутру двинулись дальше.
История о мертворожденной голове была известна едва ли не во всех концах острова Эвбея, во всяком случае, в прибрежных городках и деревушках, через которые они проезжали. Было заснято часов пять интервью со старожилами, знающими эту историю. Конечно, за интервью прижимистые греки просили денег, но результат того стоил. Каждый из рассказчиков выдавал свою версию истории, добавляя к ней красочные детали и собственные соображения. Да это и понятно: история как раз из тех, какие в старые времена, да и сейчас, любят рассказывать рыбаки, собираясь за стаканчиком вина по вечерам.
В одном из городков их привели в дом деревенского учителя, знатока здешних мест. Он показал старинную карту, на которой были обозначены целых две Саталии: Старая Саталия, построенная неизвестно кем в незапамятные времена и Новая Саталия. Ее построил в середине XII века император Мануил4 для защиты от пиратских набегов. Оба города стояли на берегах обширного залива. В этом заливе, согласно легенде, и была утоплена чудовищная мертворожденная голова. Сегодня на месте древней Саталии располагается деревушка, которая так и называется: «Кефалес», что по-гречески означает не что иное, как «Голова».
Кефалес оказался прелестной деревушкой с очень гостеприимными жителями. Они пробыли там пару дней, снимая панорамы залива, на дне которого, согласно легенде, покоится зловещая голова, плод преступной любви средневекового некрофила.
– Послушай, – сказал Рафик, глядя на заходящее солнце, окрасившее прибрежные скалы и морскую гладь в кровавые тона, – а ведь это не та голова.
– Что значит «не та»?
– Ну как… Ты же говорил, что культ Бафомета отправлялся тамплиерами вплоть до самого их ареста? И все это время они поклонялись мертвой голове.
