– И что, нам тоже можно?
Я снова потянулся в карман за маркером.
– Конечно же, раз вы сюда попали, то не только имеете право это делать, но и обязаны, – я протянул маркер.
В этот момент я чувствовал себя по меньшей мере Мефистофелем, который предлагает Фаусту продать почку.
Девушка, до этого казавшаяся слегка заторможенной, с удивительным проворством схватила маркер.
– Володенька, а можно я первая? Можно? – защебетала она, глядя на своего спутника.
Я не стал смотреть на подробности зарождения нового творческого тандема и молча покинул место действия. Пусть теперь сами творят. Или вытворяют. Роль духовного наставника я отыграл – 6.0, 6.0, 6.0, 6.0 и 5.9. Последняя оценка для разнообразия.
В залах и коридорах было уже достаточно многолюдно, что облегчало мою задачу. Тошу Бордо я нашел именно там, где я его видел в прошлый раз. Он все так же красовался на фоне своего произведения и о чем-то с упоением рассказывал новой порции интересующихся. Он явно наслаждался звуком собственного голоса.
Я начал неспешно кружить по залу, аккуратненько поглядывая по сторонам.
Игра в ценителя современного искусства меня забавляла. Вот какая-то мазня в старинной раме – тут, конечно, нужно задержаться, постоять пару минут, покачать головой, а потом удовлетворенно цокнуть языком. У этого экспоната, который больше всего напоминает банку с огурцами, нужно обязательно перекинуться парой возвышенных фраз с другими «ценителями».
Вальяжно закурив сигарету у какой-то сине-зелёной кляксы, я не преминул вслух восхититься свежим незамутненным взглядом автора, однако, с легким разочарованием отметил некую размытость образа и слабость воплощения. Похоже, я сегодня был в ударе.
Какой-то напыщенный пузан с удивлением воскликнул:
– О Боже, вы правы! Как вам удалось так тонко прочувствовать концепт? Я бы лучше и не сказал.
Вместо ответа я лишь снисходительно улыбнулся.
А еще я с интересом наблюдал за собравшейся публикой. Буйство образов, когда каждый пытался показать во всей красе свою яркую индивидуальность, для меня постепенно сливалось в одно студенистое месиво, обильно сдобренное напускной винтажностью. От такого количества разномастных фриков начинало мутить.
Но я держался. Держался изо всех сил. Да моей стойкости позавидовал бы «зашитый» алкоголик, по ошибке запертый на ночь в винно-водочном магазине. Хотя, по правде сказать, Штирлиц был близок к провалу, когда я случайно подслушал, как две девочки обсуждали глубочайший смысл в висящем на стене огнетушителе, который из-за высверленных в нем дрелью дырок напоминал собой разновидность решета. Эти юные создания чуть было не сломали мой бедный мозг своими размышлениями вслух. Они в этом огнетушителе узрели одновременно фаллический символ, модель вселенной, трагедию маленького человека и еще черт знает что.
Сразу вспомнился бородатый анекдот про занавески. Вот написано в книжке, что занавески были синими. А о чем говорит литературный критик? А он говорит о том, синие занавески отражают безмерную депрессию автора и отсутствие желания бороться дальше. А автор? Что он хотел этим сказать? Занавески, бл@ть, были просто синими! И точка!
Я хотел было рассказать этот анекдот барышням, но резонно предположил, что последующая дискуссия может негативно отразиться на моей не самой изнеженной психике. Проще их расстрелять! Из реактивного говномета…
Похоже, появление эффектной блондинки заметил только я. Вот если бы она вошла в какой-нибудь кабак или даже в очень приличный ресторан, то ее сразу изрешетили бы взглядами. Но художники…Они ж такие художники.
