Но он ошибается. Алекс в величии трансформера не сомневалась.
Она всегда выбирала скорость, технологии и комфорт: двенадцать часов до Москвы в личном купе, с кроватью и большим телевизором. Между кино и сном Алекс собиралась почитать московские журналы, чтоб расшевелить в памяти одеревеневший русский язык. Стюардесса выбрала светские сплетни, самую неинтересную тему. Хотя какая, собственно, разница? Глаза заскользили по странице.
«Жена знаменитого актера ушла к любовнику», «Звездный брак подошел к концу», «Невеста разорвала помолвку из-за брачного контракта». Ничего, скоро «Be mine» изменит и ваши заголовки.
– И-у, и-у, а-а-а, мама-а-а! – вдруг послышалось неподалеку. – Блин. И-у, а-а, мама-а-а!
Алекс выглянула за перегородку. Пассажир из соседнего купе, расставив в стороны руки, стоял перед стюардессой и старательно трясся. Та смотрела на него с приятной улыбкой, за которой читались нехорошие мысли.
– Turbulence. He suffers from aerophobia2, – перевела Алекс отчаянную пантомиму. – Ви бояться летать, да?
Человеческий самолет опустил крылья и хлопнул себя по лбу.
– Турбулентность, точно!
Перегнулся через перегородку между их кресло-кроватями первого класса, протянул руку:
– Александр. Алекс.
– Очень приятно.
Алекс вложила в его ладонь свою. Повисла пауза. Русский сиял как ребенок, встретивший Деда Мороза, и руку не отпускал.
– Мисс Росс, – подсказала стюардесса, – что вам будет угодно?
– Шампанского, пожалуйста.
– А мне водки! Водка, плиз! – откликнулся русский и поцеловал руку. – Очень приятно, мисс Росс.
– Александра. Алекс, – разрешила американка, изучая соседа. Медведь с детскими глазами и «Роллексом» на запястье, в вороте рубашки – здоровый крест. Звать ее «Алекс» наотрез отказался, ему больше нравилось «Саша».
– Турбулентность, Сашенька, раз на раз не приходится, – рассказывал он, выпив стопку залпом и заказав еще, – капитан вчера объяснил.
– Вчера?
– Да я на одну ночь прилетел только, – русский махнул рукой. – Проспорил. Я самолеты не очень. Короче, никогда не летал. Посмотрел, который рейс с кроватью, ну, чтобы спать. Получилось, Хьюстон.
– Ви сумасшедший? – уточнила Алекс.
Медведь пожал плечами.
– Я честный. Раз проиграл – надо лететь.
Она смотрела на его серьезное лицо и изо всех сил пыталась не расхохотаться.
– И как вам понравилась Америка?
– Не понравилась, – сразу признался великан и даже нос сморщил. – С фасада все красиво вроде, но как-то не по-настоящему. Люди улыбаются, а на самом деле наплевать им на тебя! А если кто не улыбается, жди беды. Вон, меня даже обокрасть пытались! Только не вышло.
Он предъявил красные костяшки пальцев со сбитой кожей.
Увлекательный зверь. И к тому же носитель языка. Гораздо лучше, чем светские сплетни. Она покопалась в сумке и вынула коробочку с двумя треугольниками – свой личный комплект.
– Будь моим!
Медведь уставился на золотые кольца, лежащие на бархатной подставке, потом медленно поднял глаза на Алекс. Прошла целая вечность, прежде чем он моргнул, почесал макушку и сказал серьезно: «Хорошо».
Через минуту неуклюжий попутчик превратился в самого желанного мужчину на свете. Но вместо того, чтоб продолжить беседу, он завалился в ее купе и начал целовать.
Алекс не сопротивлялась. Она последовала за ним ввысь, вдаль, в вечность. Они проваливались в бесконечную темноту космоса и выныривали к сверкающим звездам. Они бродили в туманностях и играли с метеоритами до тех пор, пока Млечный Путь не привел их в незнакомую галактику, новую, неисследованную, в которой не было ничего, кроме них – двух путешественников, держащихся за руки.
