– Ладно, – сказала Вика, – выговорилась хотя бы. Ты ему не проболтайся, хорошо? Пусть будет, что будет. Захочет уйти – держать не стану, устала я от всех этих дел, мне покой нужен.
– А с ребенком что решила?
– Еще не решила, еще думаю.
С тем мы и расстались.
Но через неделю мне на сотовый позвонил Вик и попросил прийти. Ужасно мне не хотелось идти к ним, однако статус друга обязывает, а я стараюсь вести себя правильно, чтобы потом саму себя не жрать. И я пошла.
Лучше бы не ходила.
Вик был у себя – сидел, бледный и пьяный (впервые в жизни я его видела пьяным), в старом ободранном кресле и некоторое время смотрел на меня совершенно бессмысленным взглядом.
– А, это ты, – наконец произнес он, – пришла.
– Пришла. Чего звал? Где Вика? – ответила я сухо.
– Звал… чего звал… нужно значит, вот и звал… – забормотал он, глядя на меня сухими и какими-то белыми глазами. Почему-то в них стоял ужас.
– Вик, – встревожилась я, – ты здоров? Что с тобой? И почему ты напился?
– Ты знала? – он меня совсем не слушал.
– Что знала?
– Ты знала?!
– Да что я должна была знать?
– Ты знала, ты не могла не знать, она тогда за тобой ушла и вернулась пьяная, она с тобой была?
– По-твоему, если кто-то пьян, то потому, что провел время со мной? – ледяным тоном осведомилась я.
– Что ж она одна пила?!
– Я не пью, и ты это прекрасно знаешь.
– Да, ты не пьешь, не пьешь, я знаю. А ты знала?
– О, боже, снова здорово! Что я знала?
– Про ребенка.
– Про какого? – я решила держаться до конца. Не желала я впутываться в их дела.
– Про нашего!
– У вас нет ребенка, ты что, допился до галлюцинаций?
– Нет, – покорно согласился он, – но должен был появиться.
– В каком смысле?
– В том, что эта гадина была беременна! Она была беременна, понимаешь, от меня была беременна!
– Почему «была»?
– Потому что эта дрянь, не спросясь меня, сделала аборт! Вот какое право она имела делать аборт без моего согласия?!
– Слушай, но вы так ругались в последнее время, может быть, она думала, что ты хочешь ее бросить?
– Это она тебе сказала? – вдруг совершенно трезво спросил он.
– Нет, это просто догадка. Ведь вы черт знает что друг другу говорили, я вас такими никогда не видела раньше.
– Ругались, да. Потому что сколько можно так жить – нам под тридцать, а мы все, как студенты. Я хотел изменить что-нибудь.
– И потому рассказывал ей о своей новой пассии?
– Это она тебе сказала? Какая пассия – ребенок, девочка. Отец ее ко мне хорошо отнесся, пару раз пришлось к нему домой с бумагами съездить – он ногу вывихнул, ходить не мог. Я этой дурище своей и рассказал, как люди живут, а она в ревность ударилась.
– Значит, так рассказал.
– Как мог, так и рассказал. Мы больше десяти лет вместе, неужели я за это время не заслужил доверия? – он трезвел на глазах, в голосе его послышалась искренняя обида.
– А она решила, что за эти же десять лет надоела тебе.
– Вот дура, а! Ну, дурища, ну что она наделала, гадина, тварь!
– Перестань ругаться. Помиритесь и еще одного сделаете. Или не одного.
– Не сделаем, – глухо ответил он.
– Почему? Что за пессимизм?
– Потому что я ее убил.
Он произнес это так просто, так обыденно, что до меня не сразу дошло, что именно он сказал. Я вытаращилась на него, а он усмехнулся и промолвил:
– Что зенки вылупила? Не веришь? Убил. Случайно, правда, но убил. Да кто поверит, что случайно, – перебил он сам себя, – свидетелей не было. Убил и все.
– Кккаккк убббил? – я вдруг начала заикаться. – Кккогггддда?
