– Что случилось с гостиницей?
– То же что со всеми – разорилась, потом горела, хозяин все бросил и уехал за границу.
А ведь и в самом деле я не могла найти номер в отеле, но решила, что это потому, что поездка была спонтанной и все номера были давно разобраны.
– Нет теперь в Москве гостиниц. Раз, два и обчелся. Да и людей все меньше остается. Целые микрорайоны стоят пустые. Живи не хочу. Вот видите, на Беговой все сталинки разорены, теперь там скроты. А прежде ведь кто живал!
– Вы хотели сказать, сквоты.
– Ну да, а я как сказал? Молодежь чудит.
– А как же моя гостиница? Она-то на месте, я надеюсь?
– «Бега» – другой коленкор. Господа иностранцы любят скачки – у нас теперь все больше бессловесные развлечения в моде – танцы, бега, бои без правил. Так что «Бега» ваши на месте.
– Добро пожаловать, сударыня! What can we do for you? – кинулся ко мне портье.
Так вот значит, как теперь здесь изъясняются, на смеси английского со старорежимным.
Из окна открывался успокаивающий и знакомый вид на ипподром. Синяя клетчатая обивка дивана напомнила мою детскую полвека назад. Не хватало только рыжего медведя с откушенным мной и заботливо пришитым мамой карим глазом. Я вышла на балкон. Внизу бесшумно и грациозно проносились качалки, запряженные тонконогими лошадьми. Неяркое предзакатное солнце освещало город. Было тихо и вроде бы спокойно, совсем как прежде. И все же это было спокойствие обреченности.
На следующее утро, влив в себя насильно большую чашку еле теплого кофе – видимо, это была неистребимая черта московских гостиниц при любых режимах, я надела на голову шелковый черный платок и села в такси:
– Морозовское кладбище, пожалуйста.
– Домчу! Только вот нам ехать через колючку. Если очередь будет небольшая, то быстро довезу.
– Какую колючку? Что за очередь?
– Ну, это мы так называем новый микрорайон для хозяев. Они снесли там все возле старого аэродрома и построили себе дома. Подальше от города. И все равно боятся. Там все обнесено колючей проволокой и даже чтобы мимо проехать нужно разрешение. Авось быстро получим.
– Надо же, как в Южной Африке.
– Чего это в Африке? У нас тут Европа!
– Ну да, ну да, ничего не изменилось. У вас Европа!
Я теперь часто путалась, с этим «мы» и «вы». Года два назад я получила, наконец, европейский паспорт и первое, что сделала – написала заявление об уходе, купила домик в маленьком городке на острове Файал и открыла в нем книжный магазин. Да-да, такой старомодный книжный магазин с настоящими бумажными книгами и уютным кафе, в котором посетителей обслуживала я сама. Неизвестно, почему они ко мне ходили – то ли из-за того, что я разрешала им читать книги прямо в магазине, то ли из-за кофе, сваренного в старинной медной турке, то ли из-за фруктового пирога, который пекла каждое утро. Я даже научилась мастерски разводить огонь в камине, потому что, несмотря на субтропики, в домике без центрального отопления бывало довольно зябко.
Механически лязгнули створки печи, и гроб плавно опустился вниз и быстро скрылся в красном жерле.
– Да, разбросала нас жизнь, – сказала Джема, – Алекс умер от инфаркта в прошлом году. Я не хотела тебе говорить. А Ната и Борька попали в аварию еще лет пять назад, так что их тоже нет. А про остальных ты знаешь. Все уехали.
– А мама? Как же его мама? Я ее хорошо помню.
– Она тоже умерла года полтора назад. И детей Чучо не нажил, как многие из нас. Почитай мы все. Потерянные люди. Умираем поодиночке. Вон Алекса нашли только через неделю.
