У Туи развился хронический осенний кашель; она жаловалась на боли в боку. Артур не увидел в этом ничего серьезного, но через некоторое время все же вызвал на дом местного эскулапа, Дальтона. Хозяину дома стало не по себе, когда он из доктора превратился всего лишь в мужа пациентки и вынужденно томился внизу, пока у него над головой посторонний человек решал его судьбу. Дверь спальни долго не отворялась; потом на пороге возник Дальтон, столь же знакомый, сколь и мрачный. Артур и сам не раз надевал подобную маску.
– У нее серьезно поражены легкие. Все симптомы указывают на скоротечную чахотку. С учетом ее состояния и наследственности… – Продолжать не имело смысла; терапевт лишь добавил: – Вы, наверное, захотите показать ее кому-нибудь еще.
Не кому-нибудь, а лучшему специалисту. В ближайшую субботу в Саут-Норвуд прибыл Дуглас Пауэлл, консультант из Лондонской королевской клиники Бромптона, специализирующейся на лечении туберкулеза и заболеваний грудной клетки. Бледный, аскетичного вида человек, чисто выбритый, подчеркнуто корректный, Пауэлл с сожалением подтвердил диагноз.
– Вы, насколько мне известно, тоже врач, мистер Дойл?
– Не могу себе простить, что недосмотрел.
– Но ведь пульмонология не ваша специальность?
– Моя специальность – глазные болезни.
– Тогда вам не в чем себя упрекнуть.
– Наоборот. Где были мои глаза? Я не заметил признаков треклятой бациллы. Не уделял должного внимания жене. Был слишком поглощен своими… успехами.
– Но вы же специализировались на глазных болезнях.
– Три года назад я ездил в Берлин, чтобы ознакомиться с открытиями – предполагаемыми открытиями – Коха в области этого конкретного заболевания. Затем опубликовал свой отчет в журнале «Стед» под рубрикой «Обзор обзоров».
– Так-так.
– А у собственной жены не сумел распознать скоротечную чахотку. Хуже того: я позволял ей вместе со мной заниматься физическими упражнениями, которые только усугубили ее состояние. Мы с ней в любую погоду катались на трицикле, путешествовали по холодным странам, она посещала мои матчи под открытым небом…
– Но с другой стороны, – произнес Пауэлл, и такое начало на миг приободрило Артура, – уплотнения вокруг очагов – признак благоприятный. К тому же второе легкое увеличено, что в некоторой степени компенсирует дыхательную функцию. Ничего более утешительного сообщить не могу.
– Я отказываюсь этому верить! – прошептал Артур, хотя ему хотелось кричать во все горло.
Пауэлл не обиделся. При вынесении самого мягкого, самого деликатного смертного приговора ему не впервой было видеть реакцию близких.
– Это понятно. Могу направить вас к…
– Нет-нет. Я верю всему, что вы сказали. Но отказываюсь верить тому, о чем вы умалчиваете. Вы даете ей считаные месяцы.
– Вам не хуже моего известно, мистер Дойл, что прогнозы – неблагодарная штука…
– Мне не хуже вашего известно, доктор Пауэлл, какими фразами мы обнадеживаем пациентов и их семьи. А кроме того, я знаю, какие фразы звучат у нас в уме, когда мы делаем хорошую мину при плохой игре. Значит, месяца три.
– Да, с моей точки зрения, примерно так.
– Тогда, повторяю, я отказываюсь этому верить. Завидев дьявола, я вступаю с ним в схватку. И сейчас – куда бы нам ни пришлось ехать, сколько бы ни пришлось заплатить – не позволю лукавому отнять у меня жену.
– Желаю всяческой удачи, – ответил Пауэлл, – и остаюсь к вашим услугам. Но напоследок хочу дать вам две рекомендации. Возможно, это излишне, но того требует мой долг. Надеюсь, они вас не оскорбят.
