– Ну вот что, любезнейшая, у меня к вам есть одно дельце и причём достаточно срочное!
– Какое? – спросила Верона.
– Я объясню не на публике. Ступайте за мной, пожалуйста.
Ответив подобным образом, он двинулся по коридору, пытаясь идти с достоинством и предвкушая заранее, как сможет унизить Лээста, если его задумка осуществится хоть как-нибудь. В холле Верона, нервничая, посмотрела на Джона – в глаза ему и, увидев, что он улыбается, подумала: «Не оставляйте меня…»
– Я всегда с тобой рядом, Малышка, – прозвучало в её сознании.
Марсо направился к лестнице и стал подниматься медленно, промокая платочком лысину и даже не оборачиваясь. Минут через пять примерно он добрался до «диагностики» и уже внутри кабинета произнёс: «В подсобку, пожалуйста». В подсобке, забитой клетками, он, пыхтя от волнения, разразился общим высказыванием, подобравшись к Вероне так близко, что она невольно попятилась:
– Мисс Блэкуотер, примите к сведению… я хочу оказать вам содействие, как лучшей своей студентке! Можно сказать, по-отечески! Вы ведь прекрасно знаете, что учащимся запрещается вступать, так сказать, в отношения с кем-то другим из студентов или с кем-то из преподавателей…
– Знаю, – сказала Верона, – но я не нуждаюсь в содействии.
Диагност на секунду осклабился, демонстрируя жёлтые зубы с налипшими хлебными крошками. При этом его возбуждение снова стало критическим – от того, что, в его понимании, обстановка была интимной и невольно располагающей к интимного рода действиям. Он произнёс игриво:
– Но вы же славная девочка…
– Профессор, к чему вы клоните?
Диагност едва не схватил её, но сообразил, что тем самым окажется в роли насильника, а не в роли спасителя:
– К тому, моя дорогая, что уже бесконтактно видно, что ночью вы спали с кем-то! У вас на лице написано! И если я вызову ректора и проведу диагностику, то этот факт подтвердится на официальном уровне и тому, кто вами воспользовался, грозит стирание памяти! Поэтому нам с вами стоит решить это всё по-хорошему. Я вас продиагностирую, чтобы выяснить, что с вами сделали, а вечером мы в моей комнате обсудим всё это в подробностях!
– А как вы продиагностируете? Вероятно, контактным методом?
– Да! – подтвердил профессор. – Но примите это как должное! Вы даже и не почувствуете! Мне главное – убедиться, что можно сделать реверсию!
Верона сместилась в сторону – от его живота – выступающего, и заявила гневно:
– Боюсь, что вы ошибаетесь! В данном случае убеждаться придётся нашим Кураторам, поскольку мой балл по Эйверу выше, чем у проректора! От всех остальных я блокирована, не говоря о запрете в отношении диагностики, проводимой контактным методом! Так что, прошу, вызывайте и ректора, и проректора, и Великих Дорверов Кураторов! И даже, если хотите, эртаона первого уровня! Уж он-то вам точно скажет, с кем я спала сегодня! Это – в его компетенции! Говорю вам со всей откровенностью!
Разразившись такой тирадой, кстати, весьма позабавившей Аркеантеанона Первого, она обошла диагноста, застывшего возле кроликов, и вырвалась из подсобки – со словами: «Мудак законченный!» Марсо, изначально рассчитывавший на девичью некомпетентность в таком щепетильном вопросе, как контактная диагностика, испытал подобие шока и простоял в подсобке минут пять или шесть, не меньше, ожидая чего-то ужасного – того, что его и Верону попросту дезинтегрируют; того, что к нему трансгрессирует один из Дорверов Кураторов; и даже того, что небо разверзнется над Академией. Поскольку оно не разверзлось и его не дезинтегрировали, он наконец-то выбрался из собственного укрытия, дошёл до стула, пошатываясь, и сел – обливаясь потом и пытаясь собраться с мыслями.
