Читать онлайн Лааль Джандосова - Арвеарт. Верона и Лээст. Том II

Утром Верона проснулась от громкого крика чаек и некоторое время пыталась сориентироваться: «Когда я вчера уснула? Я занималась с Марвенсеном, а потом я открыла шампанское… И я вроде звонила Лаарту? И о чём я с ним разговаривала? Почему я не помню этого?» Ответа пока что не было – одни лишь предположения. С мыслью о деквиантере – точнее, о тех сообщениях, что могли быть отправлены Лээстом, она подняла подушку, затем проверила джинсы, посмотрела на стол, на полки, на будильник, чьи стрелки указывали на половину одиннадцатого и прошептала в растерянности:

– О боже, мой Volume Двенадцатый…

Папка на полке отсутствовала. Её место теперь занимали две упаковки «Вога». Верона взяла себе пачку, с ней прошла к подоконнику и с ужасом констатировала, что Zippo тоже отсутствует. Вместо Zippo там были спички, Movado, вновь заработавшие, иридиевые карточки, хрупкая веточка вереска и хрустальная ваза с розами.

– Чёрт! – возмутилась Верона. – Вот это уже бессовестно!

Лаарт тоже проснулся где-то в начале одиннадцатого и сразу связался с Кридартом – в силу возникшей паники по причине провала в памяти. Кридарт проинформировал об отпуске, об аварии, об амнезиях от выпивки или – может быть – не от выпивки, и о том, что Кеата с Ладарой находятся в санатории.

– Понятно, – сказал Трартесверн. – И сколько мы вчера выпили?

– Нисколько, – ответил Кридарт. – Насколько я понимаю, ночью вы были дома и вечером, соответственно.

– Меня сейчас лечит кто-нибудь?

– Нет, – сообщил помощник. – Но это в планах, естественно.

– Конкретней, – сказал Трартесверн.

Лэнар, слегка стушевавшись, ответил: «Экдор, простите, но мы ещё точно не выяснили, кто тут у нас, во Вретгреене, занимается амнезиями…»

– Выясняй! – засмеялся Лаарт. – Не могу же я жить таким образом!

Верона, сходив в душевую, вернулась обратно в комнату, расчесалась, надела форму, сложила в рюкзак учебники и отправилась на занятия – с устоявшимся ощущением, что что-то с ней не в порядке – тревожащим ощущением, что с каждой минутой усиливалось. Дойдя до «саматургии», она постучалась к Акройду и увидела группу – разрозненную, что включала в себя Маккафрея. Грегори вышел из класса, спросил её о самочувствии, услышал: «Обычное вроде бы» – и, глядя в лицо её – бледное, в глаза – скорее потерянные, подумал: «Я не уверен, что это себя оправдывает. Кератомия – крайность, жестокая и бессмысленная. Лээст был вправе, видимо, не сообщать ей главного, что она и Элиза – сёстры, но раз уж всё это выяснилось, день-другой и Верона привыкла бы, ощутила себя в новом качестве. И это бы моментально изменило её положение. Быть Эртебрану родственницей, пусть даже по линии матери, это – в глазах арвеартцев – придало бы ей столько значимости, сколько пока не снилось никому из альтернативщиков…»

– Мисс Блэкуотер, – сказал он мягко, – сегодня у нас суббота. Приношу свои извинения.

Верона, подумав с ужасом: «Тридцать часов как минимум», – поздравила его с дочерью, затем спросила об имени и, услышав: «Исида, видимо», – простилась с профессором книксеном и постучалась к проректору – в «квантовую биохимию». Кабинет ей открыл не Лээст, а главный хакер Коаскиерса. После обмена приветствиями – достаточно официальными и, в понимании Лиргерта, – безусловно необходимыми, он произнёс, краснея:

– Экдор Эртебран отсутствует. Он сейчас в Игеварте, на встрече с одним из сенаторов. Выехал после завтрака. Вероятно, появится к ужину. Я его замещаю, провожу здесь факультативные, по его же распоряжению.

Узнав, что проректор в столице, Верона едва не заплакала. Сам Лиргерт подумал: «Зря он так. Это всё бесполезно. Амнезия здесь – не спасение. Она всё равно догадается… Несколько дней, неделя и снова случится что-нибудь. Это – Гидра… здесь перерубишь, в другом месте появится заново». Когда он вернулся к студентам, она прошла к подоконнику и стала анализировать: «Все они в курсе случившегося – и Акройд, и этот Свардагерн. Что про него рассказывают? Балл – восемьсот тринадцать, близких друзей не имеется. Считается главным компьютерщиком. Что из этого следует? Он владеет всей информацией. Но он – не Джош и не Марвенсен, из него и слова не вытянешь. И почему он нервничает? У Лээста встреча с сенатором. Надеюсь, не с Дизервеном. Теперь позвонить не получится. Хотя, впрочем, можно попробовать…»

Сам Эртебран в это время действительно был в столице – в компании Триверана, с которым был связан пожизненно – и дружескими отношениями, и – помимо того – даже родственными. Дорверы имели встречу в триверановской резиденции – на последнем приватном уровне «Акцетара» – большой гостиницы, и пили вино на лоджии, обсуждая то положение, в котором экдор сенатор оказался с недавнего времени. Триверан сообщил Эртебрану о нескольких покушениях и закончил с мрачной уверенностью:

– Они точно меня ликвидируют до октябрьских перевыборов.

– Нет, – возразил проректор. – У нас там студенты рассчитывали прогрессии на сенаторов и ты как раз попадаешь в число переизбранных заново.

– Да? – Триверан улыбнулся. – Прогрессии не прогрессии, но хочу известить, для сведения, что ты – мой наследник, единственный.

Лээст, узнав об этом, отказался категорически.

– Брось! – произнёс сенатор. – Бумаги уже подписаны!

– Женись, – посоветовал Лээст, – и проблема будет исчерпана.

Триверан закурил, посмеиваясь, и ответил с долей иронии:

– Я однолюб, по сути. Найди мне вторую такую же и тогда я женюсь сегодня же. Ты ведь знаешь моё отношение.

– Знаю – вздохнул проректор, и, попросив себе Treasurer, вытащил Zippo Лаарта, на что Триверан заметил:

– Любопытная зажигалочка. Чей-то подарок, видимо?

– Да – сказал Лээст, – от девушки, которая, в свою очередь, станет моей наследницей, – и, поскольку сенатор, шокированный, воскликнул: «Вот это новости!» – добавил с присущей твёрдостью: – Остальное не обсуждается.

* * *

Решив не ходить к Маклохлану, Верона, в глубоких раздумиях, добрела до гостиной комнаты, отведённой для первокурсников, затем подошла к деквиантеру, вызвала нужный номер и, услышав знакомое: «Слушаю!» – поздоровалась тихим голосом.

– Kiddy, – сказал проректор, отходя от стола с закусками, под пристальный взгляд сенатора, – здравствуй, моя драгоценная! Прости, что я не в Коаскиерсе!

Верона едва не заплакала, но сумела ответить: «Здравствуйте…»

– Ты в курсе, что я в Игеварте? Ты сегодня ходила куда-нибудь?

– Сэр, я видела Лиргерта. У меня амнезия, вы знаете?

– Знаю, – ответил Лээст, – и беру на себя ответственность.

Возникла недолгая пауза.

– Зачем? – спросила Верона, первой прервав молчание.

– Ты хотела сбежать из-за Лаарта. У его супруги был выкидыш.

– И что? – спросила Верона.

– Что он себя обвиняет. Что мы с тобой поругались. Что ты почему-то уверилась, что должна прекратить обучение. После этого ты сбежала и экдор Трартесверн разыскал тебя. Мы опять с тобой поругались. И тогда я принял решение…

Снова повисло молчание. Эртебран, желая единственного – поскорее вернуться Замок, увидеть её, обнять её, едва не раскрылся полностью – едва не сказал: «Прости меня. Всё дело в другом, моё солнышко», – но Верона, чувствуя сердцем, что в этой его «откровенности» скрывается что-то страшное, что он её снова обманывает и делает это вынужденно, успела сказать:

– Не надо. Вы не должны мне рассказывать, раз вы сами пришли к тому выводу, что мне лучше не помнить этого.

– Да, – сказал Лээст. – Прости меня. И поверь мне, что это к лучшему.

– Сэр, а мой деквиантер?

– Ты сама от него избавилась.

– И от папки Volume Двенадцатый?

– Да, – подтвердил проректор. – И я не остановил тебя.

– И теперь вы об этом жалеете?

– Нет, не жалею, Kiddy. Пора начинать «Тринадцатый».

– Да, – согласилась Верона. – Мы сегодня с вами увидимся?

– Конечно, – ответил Лээст. – К семи выходи на пристань. Дальше сориентируемся.

– Да, сэр, – сказала Верона и отключилась от линии.

Секунд пять или шесть примерно она, борясь с собой внутренне, порывалась связаться с Лаартом, понимая, что к этому часу он мог уже что-то выяснять, но лээстовская фраза: «…он себя обвиняет…» – прозвучала в ней с прежней отчётливостью – буквально парализующей.

– Нет, я не должна, я не вправе… – прошептала она с отчаянием и уже собиралась пройти к себе, но тут, на столе для почты, увидела свежий выпуск, вероятно, недавно доставленный, газеты «Вечерний Вретгреен» с собственной фотографией – переснятой с трёхмерной проекции, и цветной фотографией Лаарта, смотрящего в круг объектива тяжёлым, холодным взглядом, не слишком-то ему свойственным.

Она побелела от ужаса – от мысли, что что-то выяснилось и его теперь ждёт наказание – кератомия – тотальная, за связь с ней – с альтернативщицей. К её несказанной радости заметка под фотографиями информировала о следующем – что студентка пятого курса коаскиеровской Академии Верона Блэкуотер Авейро – иртарская альтернативщица, чей балл, по известной мерке, зашкаливает за тысячу, полдня находилась в розыске официального уровня и в конце концов была найдена и возвращена в Академию подключившимся к её поискам начальником отделения Департамента по охране Лаартом Трартесверном – кандидатом в вице-сенаторы на предстоящих выборах. Кроме этого сообщалось, что в розыске было задействовано первое подразделение местного отделения и лётные единицы из вретгреенской эскадрильи. В доказательство под заметкой размещалось фото Маклохлана, спускавшегося по трапу как раз на фоне Коаскиерса из эффектного аппарата – узкокрылого и обтекаемого. За спиной экдора Маклохлана виднелся отец проректора. Перечитав заметку, Верона вытерла слёзы, спустилась до первого уровня и затем собрала все выпуски, заглядывая в гостиные каждого курса в отдельности. Вернувшись к себе с газетами и припрятав их в ящик с «финансами», она облачилась в джинсы и трикотажную кофточку и взялась за письмо Блэкуотеру – с сильным желанием выговориться:

«Отец, почему Вы не пишете мне?

Простите, что я упрекаю Вас, но Вы ведь, наверное, знаете, в какой я сейчас ситуации? Вы знаете, что я чувствую? По-моему, я запуталась. Нет, я не ищу оправдания. Возможно, я просто испорчена. Сейчас в моей жизни двое – экдор Эртебран и Лаарт. И я знаю, что это – неправильно, и я из-за этого мучаюсь. Но то, что я к ним испытываю – я не могу это сравнивать. Экдор Эртебран – это всё для меня, на уровне помешательства, а Лаарт – совсем другое. Я в него влюблена, понимаете? Но это пройдёт, я знаю. Мне иногда уже кажется, что в нём я вижу спасение от всей этой безысходности – в том, что касается Лээста… простите… экдора проректора. Он видит во мне кого-то, кем я не являюсь в действительности. Но это не самое страшное. Он считает, что я предназначена для Джона с его бриллиантами. Простите, что я говорю так. Джон для меня, разумеется, не какая-то там абстракция. Он тоже – часть моей жизни, но той, что касается прошлого – прошлого, а не будущего. Я не хочу делить его – не хочу делить своё будущее с тем, кто манипулирует моей памятью и сознанием.

Я очень завидую маме. Когда она с Вами встретилась и когда она Вас полюбила, то она была с Вами счастлива, и она живёт этим счастьем… она живёт своим прошлым. А я – в свои восемнадцать – обязана жить с той мыслью, что я просто кукла на ниточках… и была этой куклой с рождения.