– Ты знаешь, как он работает?
– Активируется биотоками… теми, что на запястье. Когда вы его надеваете, излучение перекрывается.
– Ясно, – сказал проректор. – Дай мне его, пожалуйста.
Браслет скреплялся магнитами. Раскрыв его половинки, Верона сняла квердератор и передала проректору. Он взвесил его на ладони, рассмотрел внимательным образом и произнёс с улыбкой:
– Не слетать ли нам в Дублин, Kiddy? С «Акцетаром» ещё успеется.
– Экдор, – прошептала Верона, – скажите, что вы не шутите…
– А когда сигнал прерывается, система не реагирует?
– Они это все продумали. Сбоя не происходит. Система вас просто не считывает, как будто вы в ней остаётесь, но вы в ней не существуете.
– То есть, если мы вдруг, к примеру, действительно им воспользуемся и полетим сейчас в Дублин, то это не зафиксируется?
– Нет, – подтвердила Верона. – Эти ребята – гении.
Лээст встал, прошёлся по комнате и сказал: «У меня, между прочим, есть паспорт… настоящий… британский, действующий. Недавно переоформленный. Это мать моя постаралась, через каких-то родственников. Она сама из Манчестера. Так что летим, дорогая. Оно того стоит, мне кажется…»
* * *
Отправив Верону в «третью», он утеплился свитером, взял спортивную сумку, засунул в неё ветровку, шапку, очки с перчатками, достал берсеконы из сейфа – пять пачек – в каждой – по тысяче, допил свой остывший кофе и уже через полминуты стучался в комнату к Хогарту – сообщить, что вернётся с Вероной не раньше обеда по времени. Затем он отправил Лиргерту короткое сообщение: «Завтра меня не будет. Замещаешь меня на занятиях», – и вскоре уже направлялся – подземельем – к гроту за «Ястребом». Что до самой Вероны, она, добежав до комнаты, оделась в отцовском стиле – джинсы, рубашка, свитер; достала из чемодана тёплую зимнюю курточку и белую шапку с помпонами, затолкала в рюкзак, вместе с варежками, и, сознавая, что в Дублине будет дневное время, взяла кое-что из косметики. Когда всё уже было собрано, она повернулась к Джону – к портрету его – прекрасному, и сказала:
– Благодарю вас.
В следующую секунду Джон визуализировался – непосредственно рядом с возлюбленной, ахнувшей от неожиданности, с улыбкой сказал: «Принимается», – затем протянул к ней руку и тоже погладил ей волосы, как Эртебран до этого.
– Экдор, – прошептала Верона, – я просила вас не встречаться со мной. Папа от этого нервничает…
– Малышка, поверь, так надо. Я не могу встречаться с ним до двадцать девятого августа. Это в его интересах. И в твоих, и в моих, соответственно. Прошу тебя, не сердись на меня.
Верона только вздохнула, вспомнив слова проректора: «Если он хочет быть с тобой, нам придётся смириться, мне кажется». Джон, осторожным движением, чуть приподнял её голову – под подбородок – пальцами – для нежного поцелуя, уже почувствовав главное – что прощён за своё появление. Когда поцелуй закончился, Верона сказала:
– Простите, но он меня ждёт, вы же знаете…
– Пять минут, Малышка, пожалуйста! Я по тебе соскучился! И вот тебе новый «Ангел» и кое-какие мелочи…
На одной из стеллажных полок возникли духи – и Angel, и вдобавок к ним – Minotaure, и ещё с десяток коробочек – с декоративной косметикой, а также большая шкатулка – по виду – тоже хрустальная, как ваза и чайник с кофейником. Согласие было получено. Поцелуи были продолжены. Через пару минут примерно, избавив себя от фреззда – привычным ментальным усилием, Джон произнёс с улыбкой: «Не торопись, любимая. Ты знаешь, чего мне хочется. Если ты будешь опаздывать, я просто верну тебя в прошлое… на столько, на сколько понадобится…»
