– До завтра у меня останься, – больше приказал, чем предложил он.
Как выяснилось, для успешного экзорцизма надо мной следует целую ночь читать какие-то тайные молитвы.
Я бросил взгляд на жалюзи, через щели в которых просвечивала небесная серость, и ответил первое пришедшее на ум:
– Не могу. Я со знакомым приехал.
– С каким? – Непонятно отчего разгорелся он любопытством.
Я объяснил, что речь о моем соседе по фамилии Точкин – офицере дивизии в отставке.
Тут и настал черед оберега. На коленях целитель долго рылся в одной из глухих полок, содержимое которой было закрыто его спиной, пока не извлек на свет обыкновенную церковную ладанку с ликом Богородицы. Вместо цепочки сквозь ушко была продета толстая нить.
Денег, помявшись, он больше не просит, чем изумляет меня еще сильнее. Правда, мне приходится дать обещание, что в самые ближайшие дни я приеду к нему на «ночной стационар»: ладанка, объяснил целитель, изгонит только симптомы, да и те – на короткий срок.
На улице я показываю Точкину образок. Он одобрительно кивает. Об убийстве дюжины ведьм в Пскове Николай знал из книжки этнографа Максимова и, хотя ученый излагал несколько иную версию, это парадоксально убедило его в правоте колдуна. Ощутив лопатками колючий взгляд, я оборачиваюсь и поднимаю голову: чародей наблюдает за нами сквозь просвет между створками жалюзи.
Обратный путь предстоит с той же парочкой. Мы застаем их на остановке. Железный знак с расписанием пригодился в хозяйстве кому-то из местных: торчащая вверх труба с остатком крепежа напоминает древко без флага. Когда придет следующий автобус, неизвестно.
От скуки я прислушиваюсь к разговору попутчиков. Оказывается, благодаря Архипову колдовству, они скоро собираются стать родителями. Но только мужчину терзает мрачное предчувствие. Он вспоминает какую-то Светку, которая тоже не могла иметь детей и ездила в «Красную Русь» за этим же делом. Младенец у нее умер. Медики записали в заключении «СВДС»: синдром внезапной детской смерти. Похоронили трехмесячным, до крещения малыш не дожил нескольких дней.
Супруга взрывается:
– Не каркай! – И смотрит на сумку в руке мужа со странной нежностью во взгляде.
Скоро они уже мирно корректируют новогодние планы: к свекрови не едут – пусть приезжает сама; к Серому на свидание – тоже: успеют, ему три года сидеть; кроме Нового года и Рождества – ни капли спиртного в рот, включая пиво. Как будто услыхавшее об этом со своих небес, приветливое румяное солнце выползает из-за туч.
Задремавший по военной привычке на своих двоих, Точкин вздрагивает от внезапного лая, оступается, охает и чуть не падает в грязь. Появившиеся неизвестно откуда двое рыжих с колхозной помойки нападают на главу семейства, а точнее, на его спортивную сумку.
Обеими руками тот прижимает ношу к груди и пару раз с матами пинает воздух ботинком. Испугавшись такого отпора, псы разворачиваются, бегут вдоль обочины мимо деревни и скоро исчезают за горизонтом.
К остановке подъезжает автобус. В салоне почти пусто: после обеда в Псков уже никто не едет. Лимонного цвета светило опять залегло за тучи, и пейзаж за окном окрасился в темно-серый, обычный для псковского декабря, тон. После свежего воздуха под мерное покачивание автобуса меня моментально сморило.
Из-под сиденья спереди тут же выглянул обугленный череп. Я вскрикнул и проснулся. Все голоса в салоне стихли. С десяток пассажиров таращилось на меня.
