Сентябрь. Еще вполне по-летнему жаркий ялтинский полдень. Легкий бриз едва колышет штору в распахнутых окнах гостиничного номера, наполняя его запахами моря, нагретых солнцем трав. На чайном столике остатки ресторанного завтрака. С улицы доносится шум проезжающих экипажей, голоса, чей-то смех. День в разгаре, а у Аси он только начался. Она неспешно расчесывает густые темно-русые волосы, сидя перед зеркалом. Видели бы ее сейчас родные! Им приходится вставать затемно, тяжко трудиться от зари до зари, а она привыкла ложиться спать за полночь, вставать к обеду. Только родные далеко, да и вспоминают ли ее? Уж несколько лет, как не бывала она в Яковлевской слободе.
Много ли общего между той босоногой слободской девчонкой в затрапезном платьишке и этой дивой в атласном пеньюаре? Та Аська мечтала хоть одним глазком увидеть теплые края, куда улетали на зиму журавли. И ведь сбылось: Ялта, море, пальмы, да вот напасть – этим ее уже не удивить. Меняются города, но каждый день похож на другой: концерты, праздная публика, ресторанная еда, мелькание гостиничных номеров. Все временное и в то же время порядком надоевшее, утратившее прелесть новизны. Чего она хочет? Сама не знает…
Посыльный принес записку Собинова, а в ней пригласительный билет на домашний концерт на царскую дачу в Ливадии, на обороте приписка: «Мы приглашены петь перед семьей императора. Заеду за тобой к четырем часам пополудни, будь готова». У Аси перехватило дыхание, закружилась голова. Петь перед императором! Могла ли она такое вообразить, бывшая девочка-сиротка из церковного хора?
Около четырех часов дня перед гостиницей остановился щегольской экипаж. Собинов в легком белом костюме взбежал по ступеням крыльца и через минуту вошел в номер. Увидев Асю в ее лучшем концертном наряде – парчовом с золотым шитьем сарафане и расшитом жемчугами кокошнике, присвистнул:
– Да разве ж можно ехать в Ливадию по жаре в таком виде? Ты ж вспотеешь хуже лошади!
– Так ведь перед царской семьей буду петь, – растерянно оправдывалась Ася.
– Вот именно, а наш император, равно как и императрица, предпочитают разумную простоту и комфорт. Помпезность у них не в чести. Сама увидишь.
Леонид распахнул дверцы шифоньера и извлек летнее платье из белой кисеи, лиф которого украшала гирлянда из мелких шелковых розочек.
– Надень это, в самый раз будет. А волосы заплети в косу. У тебя десять минут. Жду в пролетке.
Ася быстро переоделась, косу уложила короной вкруг головы. Суета на время затмила волнение, ехали словно на обычную прогулку, перекидываясь легкой дружеской болтовней, любуясь видами южного Крыма, морскими пейзажами. Но стоило Асе ступить на территорию царской дачи, как волнение с новой силой обрушилось на нее, и она уже плохо понимала, что говорит ей спутник. Впрочем, он тоже примолк, сосредоточился, волнение Аси передалось и ему.
На лужайке перед дворцом расположилась группа фрейлин в светлых батистовых платьях. Вокруг бегали дети, шумные и непоседливые, как все дети в их возрасте. Рядом на теннисной площадке молодежь играла в теннис, оттуда раздавались крики, звуки ударов по мячу, смех зрителей. С лужайки открывался завораживающий вид на спокойное бескрайнее море, сияющее в солнечных лучах, на обсаженную стройными темными кипарисами аллею, ведущую к пляжу, яркие шатры купален на берегу. Большой полосатый тент был раскинут здесь же, на лужайке, он защищал от солнца стол, уставленный вазами с фруктами, кувшинами с крюшоном. Из серебряных ведерок со льдом торчали горлышки бутылок игристых вин. Атмосфера всеобщей расслабленности, беззаботности подействовала и на приехавших артистов. Ася представила, как нелепо выглядела бы она сейчас в своем концертном платье, и шепнула «Спасибо!» своему покровителю и другу. Он понял, улыбнулся одобряюще.
