Я оказался в комнате Дани и увидел сигнализацию, протянутую от двери и окна. Это были тонкие веревки, которые через систему блоков соединялись с колокольчиком. Он висел на потолке, неподалеку от люка. До сих пор я обычно входил в дома через парадный вход.
Человек, которого мне надлежало убить, спал в своей постели. За несколько недель приготовлений я успел многое узнать о нем… Мне стало тяжело дышать. В висках стучало. Кровь пульсировала в одном ритме с моим учащающимся сердцебиением. У меня начинали сдавать нервы.
Итан прервал рассказ Джайдипа.
– Пока ты собирал сведения о Дани, он в твоих глазах все больше становился человеком, не так ли? Ты незаметно стал думать о нем как о личности, а не как о цели.
– Оглядываясь назад, я понимаю, что и здесь вы правы, учитель.
– И кто бы мог подумать, что все так обернется? – спросил Итан, тут же пожалев о своем неуместном сарказме.
– Даже если бы я и подумал, было уже слишком поздно. В смысле, слишком поздно что-либо менять. Я не мог повернуть назад. Я, ассасин, находился в комнате спящего человека. Моей жертвы. Я должен был действовать. У меня не оставалось иного выбора, как только выполнить порученное задание. Вопрос о том, готов я или нет, утратил значимость. Точнее, вопрос о моей готовности сменился вопросом о действии. Или убить, или провалить задание.
– Учитывая, где мы сейчас с тобой находимся, думаю, легко догадаться, что произошло потом.
И вновь Итан пожалел о легкомысленно произнесенной фразе. Когда их разговор окончится, он встанет, отряхнет с плаща грязную солому, позовет хранителя и уйдет, а Джайдип останется в этой темной сырой камере. Нет, сейчас не время для остроумных комментариев. Итан постарался представить ту ночь. Темная комната, спящий человек. Недаром говорят, что невиннее всего человек выглядит во сне. А рядом – Джайдип, который стоит, затаив дыхание, и мнет в руке платок. Он собирается с духом, чтобы удавить тамплиера, торопливо засовывает в платок монету и…
Монета выпала из юношеских рук и громко зазвенела, коснувшись пола.
– Тебя подвела твоя гаррота? – спросил Итан своего ученика. – Монета выпала из платка?
– Откуда вы узнали? Я никому не рассказывал.
– Визуализация, мой дорогой мальчик. Разве я не учил тебя этому искусству?
Впервые за все время их разговора губы Джайдипа тронула улыбка.
– Учили. И очень тщательно. Я постоянно применяю эту технику.
– Но тогда тебе было не до нее?
Едва появившуюся улыбку сменила глубокая печаль.
– Да, тогда мне было не до визуализации. Я слышал лишь бурление крови в голове. И еще – отцовский голос, требовавший сделать то, ради чего я послан. Стук упавшей монеты был для меня полной неожиданностью. Дани проснулся, и его реакция была быстрее моей.
– Тебе нужно было удавить Дани сразу же, как только ты очутился в его комнате. – Итан вдруг почувствовал злость. – Нужно было воспользоваться шансом и действовать. Ты замешкался и все провалил. О чем я всегда тебе говорил? Что ты постоянно слышал от отца? Замешкался – считай, погиб. Проще не скажешь. Убийство – это не рассуждение, а действие. Подготовка к убийству требует тщательного обдумывания. Тогда ты перебираешь варианты, взвешиваешь каждую мелочь, стремишься образно представить себе, как это будет происходить. Тогда еще допустимы и разные задние мысли, и сомнения. Потом наступает момент, когда ты достигаешь уверенности. Ты чувствуешь, что справишься с заданием. Ты не просто уверен, ты абсолютно уверен в своей готовности. И когда ты оказываешься перед своей целью, то не рассуждаешь, не колеблешься, не мешкаешь. Ты только действуешь.
