Благодарности:
НП "ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА"
Директор издательства: Бояринова О.В.
Руководитель проекта: Крючкова А.А.
Редактор: Петрушин В.П.
Вёрстка: Измайлова Т.И.
Обложка: Крушинина В.А.
Книга издаётся в авторской редакции
Возрастной ценз 18+
Печать осуществляется по требованию
Шрифт Business Regular
ISBN 978-5-7949-0731-5
ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА
Издательство
Московской городской организации
Союза писателей России
121069
Россия, Москва
ул. Б. Никитская, дом 50А/5
2-ой этаж, каб. 4
В данной серии издаются книги
авторов, пишущих на русском языке
в XXI веке
Электронная почта: litress@mail.ru
Тел.: + 7 (495) 691-94-51
© Борис Михин, 2022
© Владимир Бояринов, 2022
ISBN 978-5-7949-0731-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
АССОЦИАЦИИ явных ПОЛЯРНОСТЕЙ и ПОЛЯРНОСТИ явных АССОЦИАЦИЙ
В свет вышла одна из самых удивительных поэтических книг современного издательского процесса. Авторами являются совершенно непохожие ни по стилю, ни по характеру поэты: Борис Михин, написавший половину сборника под названием «Ассоциации явных полярностей» и Владимир Бояринов – «Полярности явных ассоциаций». В солидном, прекрасно оформленном томе, стихи поэтов разных поколений, взглядов и убеждений располагаются на развороте страниц, как бы сравниваясь и споря не только друг с другом, но и с читателем: а правомочно ли сравнение, действительно ли между этими виршами есть пресловутое сходство? Вместе с тем и дотошный критик, и просто любитель поэзии эту похожесть замыслов, фактов переживания вдруг обнаруживает на грани явных противоположностей и, не веря найденному, принимается перечитывать тексты. Удачи вам, открыватели стилистических явлений!
Б. Михин. Ассоциации явных полярностей
В. Бояринов. Полярности явных ассоциаций
В искусственном поднаторев,
забыть осмысленность в затраченном.
Приходится искать ответ
загадки жёлтых одуванчиков,
искать в стаканах и в метро
и в троеперстьи богородице.
Я запускал однажды дрон
(а что поделать, раз приходится),
и видел жизнь, людей, проспект
и чьи-то смерти раскрасивые.
Но, знаешь, нет, не преуспел,
ответа не расконсервировал.
Я глазастый старый филин,
Острым клином борода, —
У меня в мозгу извилин
Не бывало никогда.
У меня дурной обычай,
Столь присущий палачам:
За кровавою добычей
Я летаю по ночам.
Я на запахи и звуки
Камнем падаю во след.
Для меня вкусней гадюки
Пищи не было и нет.
Только снится, снится, снится
Мне один и тот же сон:
Масти огненной лисица
И оскал её, и стон.
Настигаю, настигаю!
Вот уже почти настиг —
Только когти выпускаю —
Просыпаюсь в тот же миг.
А потом сижу в кручине,
Подводя ночной итог:
По какой такой причине
Окровавлен коготок?
23.02.07
Зачем-то дарована роскошь познания
и глупость символики мудрости с филином,
поскольку пустое (обычно) не занято.
Прямая дорога (обычно) извилиста,
она – егоза.
А не в лад сокрушаются
идущие, путая символы чопорно.
Поскольку всё заднее истово прочное,
то, шар – это просто анфас полушария.
Присесть, прикрывая глаза воспалённые,
потрогать в огромных дубах время саженцев,
понять, что дарованное вряд ли скажется,
пока сам не примешь неопределённость.
Встретились плачи, —
И стихла гроза
На покосах.
Разве иначе
Находит слеза
Отголосок?
Чтобы ни сирой
Тоски не будить,
Ни острожной,
Стали под Лирой
Костёр разводить
Придорожный.
Чистые струи
Пробили пласты
Вековые, —
Это о струны
Задели персты
Огневые!
Когда погибнет интернет
в глубоком таинстве релакса,
заглянет к жизни интерес.
А что такое жизнь (?), – ре-ласка.
И ничего тогда не ем.
Спит магазин, скворцы на буквах.
Приходит понимание:
нет правд, а только их обувка;
и хорошо тогда лицом
упасть в огромность неба лёжа
там, где вечор сердитый ёжик
приходит фыркать под крыльцо.
В гости сорок ежиков
Не приходят зря:
«Вы – профессор Ожегов,
Автор словаря?
Не словарь – хранилище
Дивной красоты!
Этакая силища
Против немоты!
Вы, профессор Ожегов,
Книжный бог и царь,
Можете для ежиков
Сочинить словарь?»
Спохватился Ожегов,
Стол накрыл для ежиков,
Поискал в закутке,
Вынес гору коржиков,
Сладкие закуски,
Чай поставил, свет включил,
Визитеров научил
Говорить по-русски.
А что, неужели вам нужно историй,
пролога, сюжета, одной из развязок?
Пролом в бессистемность порядка?
Зарвались,
взорвали гармонию.
Хаос простоя
эмоций не терпит подачки простому.
Скажите,
скажите, что (?), функциональность —
предельные цели вещей и системы?
Когда-то я тоже так думал, но – тесно.
И стены.
А это – не выход, весна ли,
иное (у ясности цели не ясны).
Эти каменные стены,
Только стены – там и тут…
Я забыл, как пахнет сено,
Как цветы в степи цветут.
Как под осень плачет верба,
Позабыл давным-давно,
На печаль её, наверно,
Мне ответить не дано.
Не заслушаться восторгом
Жаворонка в синеве,
Стригунком под свежим стогом
Не кататься по траве.
На крылечко старой чайной
По ступенькам прошлых лет
Не взойти под величальный,
Под восторженный привет.
Полуночные метели
Замели мои следы
И забыть меня успели,
И горчат мои меды.
Не время, так хоть времена.
В географическом угаре
всегда есть больше и другая,
но сделать верно – не про нас,
и даже если захотим,
пребудет старшим «не наш случай».
Забытые, конечно, лучше
и проигрыши и стихи.
Не зря карьерный – потолок,
он неизбежно давит, давит;
снаружи воздух и вода, и…
Но непременно на потом.
И даже ненависть – в пол-зла,
и сладкой нежность поражений.
Не сказанные-то важнее
слова.
Как при куриной слепоте,
цвета не те.
А всё не верим,
что лучшая судьба для двери —
с ноги стать сорванной с петель.
Божусь: Родные Палестины,
Моя исконная земля,
Пришёл, чтоб вы меня простили,
А не одной забавы для.
Но забытье родного сада
Не потревожит мой рассказ,
Здесь всё как было, всё как надо,
Но здесь совсем не помнят нас.
Ни этот клён, ни эта речка
И ни приток её меньшой.
А я к ним с пламенною речью
Да с разволнованной душой:
– Я свой, я ваш, я с вами вместе!..
– Постой, – припомнил старый вяз, —
Не ты ли, лет тому за двести,
Озоровал в тени у нас?..
Не помнил, не благоволил,
мы есть, а больше не касались,
нас обещали не любить,
но почему, не рассказали.
Всё хорошо не потому,
что нет его и вечер луний,
нам обещали обмануть,
но даже в этом обманули.
Декоративнее картин,
декларативнее победных,
нам слишком многое претит,
но от дождя и до обеда.
Не побывал.
Пусть.
Ибо вам
обратный путь к нему провален.
Нам обещали убивать,
и убивали.
Из разора, из разрухи,
Смыслу здравому назло,
Ночью дерево разлуки
На руинах проросло.
Под остывшими следами
Цепенеющих комет
Налилось оно плодами
Поражений и побед.
И в прозренье одиноком
Тайным трепетом живёт:
Лишь бы дети ненароком
Не вкусили от щедрот.
И заламывая руки,
И расплескивая тень,
Стонет дерево разлуки,
Проклиная прошлый день.
Плотно стянуто полотно лет.
И какой-то из свежих май.
Не понятно – вершина, дно ли
(это важно – не понимать).
А не хочется по-имперски, —
это на человека тест.
И не знать, кто мерзким, кто дерзким
(это важно – не знать, кто есть).
Неужели уже пропикало,
и нет помощи, и не-мощь.
Не смогла не жить паролимпийка
(это важно – не жить не смочь).
И еще, вот ведь, кто-то как-то,
гадом вверх, даром, что полотно.
Не толкни его, пусть стекает
(это важно, когда не толкнёт).
На сугреве сомлела гадюка,
В ядовитое впав забытьё.
В три погибели скручено туго
Подколодное тело её.
Всё положе восходит и выше
Расторопное солнце весны.
И, дыханья змеиного тише,
Над ползучей сплетаются сны.
А во снах заливные левады,
Виноградье небесных садов
И в грехах искушённые гады —
Под упругою плотью плодов.
Но зачем, накреняясь как птица,
Ясный всадник летит на неё?
И взметнулась в порыве десница,
И блеснуло в деснице копьё.
Над седым ковылём просвистело,
Полыхнуло в глазах кумачом…
Это солнце с утра захотело
Позабавиться ярым лучом.
И затем потревожило гада,
Безмятежным уснувшего сном,
Чтоб с избытком не вызрело яда
У него на сугреве земном.
Затерявшись в калужских лесах,
самого для себя обрести,
чтобы дурь начала угасать,
а китайская мудрость расти.
В волосах у берёз желтизна
с сединой совпадает моей,
суть курьёза позволив узнать:
бытие – не «пою», а «поем».
А природа, на август бедна,
мироточила.
И не до сна.
С бодуна будет осень дана:
«Никому никогда не до нас»,
и принять это – нужен Тибет
и в тебе и лесах, где дрожал
бы от «нет» непокорный судьбе
продолжать.
«Знал он на пути своем недолгом…»
Знал он на пути своем недолгом
Толк в земных и прочих чудесах.
Смерть пришла… Он обернулся волком
И укрылся в Муромских лесах.
Вскрыть разум.
А начинка (вся),
как непреложная прилежность, —
отчаяние, сожаление
не вынимающиеся.
Терпеть?
Терпеть (а что ж теперь).
Руга.
Дверь есть, но не другая.
Вручную – створ ворот ангара.
От боли петлям заскрипеть,
и «от винта», разбег и взмыл.
Упал, псалмы, зато, оставив.
Забыл последствия восстаний,
Перелопачиваемых
учителем безденежным.
Не выжил? Лживые иконы.
Пожарьте мне мои с беконом
недопредубеждения.
«Снова пронизана солнцем опушка…»
Снова пронизана солнцем опушка.
Многие лета пророчит кукушка.
«Многие лета!» – ликует пчела,
Звон золотой отряхая с крыла.
Пахнет сосною и диким укропом.
«Многие лета!» – над старым окопом
Гудом протяжным гудят провода.
«Многие.» – летняя вторит страда.
Что положил себе – не сделал.
Противно лампочка моргала.
Им соглашательство владело,
не свойственное маргиналам.
Он знал наверно, что придётся
невстреченным затмить реальность,
когда муэдзином ли, ксёндзом
несделанное загорланит.
Песком сочиться, врать несвязно,
ведь невозможно, что (нет шансов)
юг с севером договорятся,
и он продолжит продолжаться.
«Смейтесь, люди добрые,
Плачьте по Руси!
Ешьте булки сдобные.
Господи, спаси!
Ни тепло, ни холодно
Мне от тех смешков:
Прикопил я смолоду
Песен сто мешков!
По тропе нехоженой
В поле забреду,
Выстрелом подкошенный
В травы упаду.»
Ой ли Богу – богово,
Кесарю – венец?
…Ты зачем в убогого
Целился, подлец?!
Хорошо, будто осенью по лесу,
клевер цвета заката и кливера,
что-то бьётся в них, завуалированное.
Запретить бы их внос и использование,
а иначе – как будто бы сшиблись,
взбудоражено про моложавое, —
недостаточно слова и живописи
только музыкой или жаворонками.
Но на кровли – стотысячлитровое.
Без запретов, и так обрезаемо
то, что хочется к сердцу, да проволокою,
чтобы было в убийство и заморозки.
Я возвращусь не прежде,
Чем прозвенит рассвет.
Лечу вослед надежде,
Предчувствию вослед.
Звезда моя земная,
Моя земная суть,
Сама того не зная,
Предначертала путь.
Запел, забился зяблик,
В груди затрепетал:
«Не трогай райских яблок!» —
А кто бы спорить стал.
Зачем о прошлом плакать,
Зачем скорбеть, когда
Вонзаешь зубы в мякоть
Запретного плода?
А косточки от яблок,
Подхватывая влёт,
Клюёт залётный зяблик.
И пусть себе клюёт!
03.03.07.
улыбка неизвестной
истовый праздник похмелье
сосредоточение на
зябкий туман октября
гнев обманы прощать тишина
уходы и возвращения
как будто выстрелили ниже лопатки
зубная боль
горы шторм
пропустить как забили гол
понимание
радость смерти
у меня было всё
но не нужно ничего
я наверное бог