– Вы про дворничиху? – уточнил я.
– Елизавета двор убирает, – пояснила незнакомка, – а заодно и храм моет. Отец Дионисий ее жалел, на странности внимания не обращал. Новый батюшка пока тоже ничего не говорит, но как он дальше себя поведет, никто не ведает. Не всякому понравится, что постоянно рядом мрачная бука. Мы-то про Лизкину судьбу знаем, а посторонние нет. Кое-кто жалуется на нее. И понятно почему. Люди у уборщицы спрашивают: сколько записочка стоит или свечка, а Брякина молча в сторону отходит, хотя нужно народ к свечному ящику направить. Обычно новая метла по-новому метет. Боюсь, шуганет теперешний батюшка и Лизку, и меня. Давайте знакомиться: Раиса, регент церковного хора.
– Иван Павлович Подушкин, – представился я. – Не подскажете, где дом Екатерины Сидоровой?
– Вон он, в паре шагов, – засуетилась Раиса. – Давайте провожу и…
Она вдруг замолчала.
– Спасибо, – поблагодарил я, двинувшись к указанной избе.
– Подождите! – крикнула Раиса. – Иван Павлович, вы журналист?
Я обернулся.
– Сделайте милость, – затараторила регентша, – не беспокойте Катю. Ей и так очень тяжело, отца ведь потеряла. Да еще про батюшку всякие гадости говорить стали, шептать, мол, он с собой покончил из-за того, что деньги, данные спонсором на строительство купальни, себе забрал.
– А это неправда? – задал я провокационный вопрос.
– Конечно, нет! – всплеснула руками Раиса. – Лучше уезжайте. Не пущу вас к Кате, хватит с нее! Отправляйтесь назад…
Не успел я опомниться, как регентша вцепилась в мою куртку и завизжала:
– Маня, запри дверь, к вам папарацца идет!
Из окна стоящего неподалеку дома высунулась девочка-подросток.
– Чего, теть Рая?
– Мать где? – завопила дама.
– Секунду назад вышла в магазин, – ответила школьница, – да вон она.
Из-за угла появилась Екатерина.
– Беги скорей в дом, запирай дверь, – заорала Раиса, вцепившись в меня клещом, – опять из газеты гаденыш припер.
– Рая, отпусти человека, – скомандовала Сидорова, – это мой хороший знакомый. Проходите, Иван Павлович. Наверное, хотите с дороги чайку попить?
– И я бы не отказалась, – начала нагло напрашиваться в гости Раиса, – в горле пересохло и озябла как дворняжка.
Екатерина приподняла бровь и крикнула:
– Маша!
Окно избы снова открылось, появилась та же девочка.
– Да, мама?
– Угости тетю Раю чайком, – попросила мать, – а мы с Иваном Павловичем погуляем и вернемся.
Раиса приоткрыла рот.
– Вы куда?
– Покажу господину Подушкину окрестности, он воздухом подышать решил, – не моргнув глазом придумала дочь покойного отца Дионисия. – Иди, Рая, ты же чаю хотела.
– Чайник уже вскипел, – сообщила Маша. – Тетя Рая, вам покрепче?
Делать нечего, пришлось регенту церковного хора отправляться в избу.
– Ловко вы от дамы избавились, – похвалил я клиентку, когда мы пошли по улице.
– Иванова хороший человек, – вздохнула Екатерина, – одна беда, очень любопытна, язык у нее на привязи не держится. Они с Лизой – как лед и пламя. Рая, едва что увидит, тут же всем сообщит, а Брякина слова не вымолвит.
– Елизавета с детства немая? – поддержал я беседу.
– Нет, от стресса замолчала, – пояснила моя спутница, – у нее сынишка погиб, семь лет ему тогда было. Максимка пошел с ребятами в лес без спроса и пропал. Неделю его искали и не нашли. Вот такая беда у Брякиной случилась. Я свидетелем того происшествия не была, еще в пеленках лежала. Папа мой в Бойске как раз в тот день, когда Максимка погиб, появился. Меня вырастила матушка Ирина. Я сначала правду не знала про то, что моя родная мать умерла сразу после родов, лет до шести считала мамой Ирину. Крошечная была, не соображала, что по возрасту она моему отцу в матери, а мне в бабушки годится. Когда в школу пошла, меня дети дразнить стали, поповской дочерью обзывали… Да еще Надя, дочка Раисы, затеяла песенку петь: «Катька приблудыш, ее коза в овраге родила». Я расплакалась и побежала матушке Ирине жаловаться.
