Астро. Любовник Кассиопеи - страница 3
Тут я увидел, что на часах 12.45, и маляры, как я сказал, уже спускаются по лестницам крутых станин GBT. Вообще-то на покраску пластин всей его антенны-тарелки, равной по площади олимпийскому стадиону, требуется пятнадцать лет. А поскольку срок годности особой теплорассеивающей краски, которой покрыта тарелка, тоже пятнадцать лет, то, дойдя в покраске до одного ее конца, приходится начинать эту покраску с другого. Оставляя при этом максимальное время основной работе телескопа, то есть сбору радиоволн нашей и всех остальных галактик…
Проводив взглядом воздушные шары, удаляющиеся в небо от Snowshoe Ski Resort, я завел мотор, и мои (впрочем, какие уж тут мои?) барышни и остальные туристы потянулись в автобус.
В 13.00 включали GB-телескоп, и я был обязан занять свое рабочее место астрометриста.
Часть первая
1
Итак, был, как вы уже поняли, обычный сентябрьский день. Наспех перекусив в кафетерии, я в 13.00 поднялся к своему кабинету на втором этаже нашей обсерватории и – удивленно замер на месте. Обе острогрудые цыпы стояли в коридоре у стендов с портретами отцов-основателей радиоастрономии и фотографиями открытых нами дальних областей Вселенной, а у двери моего кабинета маячил пятнадцатилетний Сидней Бэрроу, мой подопечный из харрисонбургской гимназии, наблюдающий за ORW-719/15 пульсаром. Поскольку в рейтинге американских школ школы Западной Вирджинии издавна находятся почти на последнем месте, наш губернатор решил повысить школьную успеваемость программой «каждому школьнику по пульсару», и теперь все сотрудники нашей обсерватории стали школьными «менторами» и имеют по дюжине, а то и больше, подопечных юных астрономов. Но какого черта этот худой, как циркуль, Сидней приперся в учебный день из Харрисонбурга в Грин-Бэнк и что здесь делают эти цыпы?
– Здрасьте, мистер Виндсор! – нервно метнулся ко мне Сидней, одетый, несмотря на жару, в рубашку с длинными рукавами и плотные джинсы. Он был явно взволнован, даже его рука, которую я пожал, была влажной от пота.
– Привет, – сказал я. – Что случилось?
– Можно мне поговорить с вами?
– Конечно. Ты уже говоришь. – Я открыл дверь своего кабинета, краем глаза следя, как две цыпы заинтересованно подходят к нам поближе. – Заходи. Эти красавицы с тобой?
– Да. Но… – Он замялся. – Я должен поговорить с вами наедине.
И он метнул в них таким взглядом, что они тут же отпрянули назад, к космическим стендам.
Дивясь про себя его власти над этими красотками (и даже позавидовав ей), я вошел в кабинет, сел к своему компьютеру и показал Сиднею на соседний стул.
– Садись. Значит, группу поддержки мы не приглашаем?
– Нет. – Он сделал небрежный жест рукой и смахнул со лба пепельную челку, куда по новой молодежной моде было вплетено птичье перо. После чего открыл перекинутую через плечо холщовую сумку и достал какие-то бумаги. – Мистер Виндсор, как вы знаете, я наблюдаю пульсар ORW-719/15.
– Да, знаю.
– На расстоянии семнадцати миллионов световых лет…
– Да, я помню. И что?
– С одним импульсом…
– Конечно.
– Но у моего пульсара не один импульс, а два!
– Ну, это бывает. Редко, но… Дело в том, что пульсар – это, как ты знаешь, взорвавшаяся звезда. При взрыве она разлетелась, а ядро сжалось в миллионы раз и продолжает вращаться, и от магнитной оси его вращения исходит радиоимпульс, который и ловит наш GBT. Но иногда ось пульсара так смещена, что импульс цепляет нашу тарелку не один раз, а дважды, и тогда на астрометрии получается как бы два импульса. Понимаешь?