АТА - страница 5

Шон замер, его взгляд вдруг стал другим, он в спешке закрыл окно и посмотрел на Джеймса:

– Думаешь, я дурак, не понимаю, о чем ты? Прекрасно понимаю и не один я, – он воровато огляделся по сторонам и понизив голос, добавил: – знаешь Грэмма с кафедры истории рас?

– Нет, – Джеймс автоматически заговорил тише.

– Ну да, я же забыл какой ты коммуникабельный человек, – он криво улыбнулся, – так вот, Грэмм, тоже не в восторге от Гаусса и вообще очень многие не в восторге, – на этих словах он выпучил глаза, отчего стал походить на жабу и зашипел на весь салон: – только шшшш, никому, понял?

Джеймс кивнул.

– Ну так вот, – возвращаясь к обычной гримасе, снова начал Шон, – куда деваться-то? Люди может и хотят другой жизни, но с платформ-то никуда не денешься, кроме разве что в шахты податься, – он зло оскалился, – на поверхности этой треклятой планеты больше ничего нет, не зря его Дном прозвали. Дно оно и есть дно. Ни воздуха, ни воды, а излучение какое? Ох, – он резко замолчал, а затем нахохлившись, как снегирь, отвернулся к закрытому окну и мрачно добавил, – вторая платформа раем покажется.

Оставшийся путь до университета они пролетели молча и только когда Шону пора было выходить, Джеймс спросил:

– Шон, ты знаешь, что хотел от меня Гаусс?

– Нет. Спасибо, что подбросил, – уже спиной ответил Шон, его утреннее настроение было испорчено.

С тех пор, как служба Джеймса в оперативном отряде Союза была окончена, ему предложили перейти на должность преподавателя кафедры лингвистики и культуры рас в университет Гаусса, так его негласно называли.

Стремительный взлет Гаусса по карьерной лестнице от рядового лаборанта одной из кафедр до главы университета можно было выставлять на вид в учебниках по личностному росту, которые любят досконально штудировать заурядные менеджеры среднего звена, в надежде заполучить расположение босса любыми способами.

В те времена, когда Джеймс только пришел на кафедру, Гаусс уже был известным активистом по общественным вопросам, сначала своей кафедры, а потом и всего университета. Его способности пролезать в труднодоступные для обычного человека места, своевременно налаживать связи и демонстрировать преданность делу высоко ценились руководящими чинами. Что в дальнейшем помогло ему укрепить позиции и сместить то самое руководство, которое он обличил в растратах, взятках и низком уровне организации.

Отношения Джеймса и Гаусса не заладились с самого начала.

Джеймс стал первоклассным лингвистом, опыт оперативника принес ему много практических навыков, как переводчику, так и консультанту по урегулированию межрасовых конфликтов любой сложности. Студенты мечтали попасть к нему на кафедру. А после защиты докторской и получении нескольких грандов в пользу университета, Джеймс стал довольно известной фигурой, что безусловно злило Гаусса, хотя и было ему на руку. Глава университета видел людей насквозь, после нескольких минут общения он безошибочно оценивал выгоду при использовании человека в своих личных интересах.

Нарастающая известность Джеймса пугала и привлекала Гаусса, он держал некий баланс между ценностью и возможностью манипулирования. Гаусс всячески пытался наладить дружеские отношения, чтобы держать Джеймса в соратниках и единомышленниках, но Джеймс не жаждал общения с таким человеком, как Гаусс, понимая всю его, как он выражался «тухлую сущность». Отвергнутый Гаусс не показывал вида, но обиду и зависть на Джеймса таил всегда. Между ними началась негласная война, скрытый конфликт, последней каплей в котором была межгалактическая конференция, где в качестве представителя человеческой расы предложили выступить Джеймсу, а не Гауссу. В университет пришло официальное письмо, подписанное Главой Союза, о необходимости освободить Джеймса Итэра от преподавательской деятельности на период проведения конференции и предоставить доступ ко всем материалам, с целью подготовки официального обращения новоземлян к представителям пяти галактик. Гаусс был в бешенстве, но ослушаться побоялся. Многие знали, что Гаусс из тех, кто перешагивает через друзей и особенно через врагов. Джеймс оказался в числе последних, Гаусс превратил его любимую работу в тяжелое испытание, но контракт требовал от Джеймса продолжения преподавательской деятельности, до окончания которой оставался один месяц.