– Помянем, – вполголоса предложил Егор и, покопавшись в вещмешке, выложил на стол две фляги. – Кружки готовьте, товарищи сержанты, тут в одной – спирт, в другой – самогон деревенский.
В повисшей в землянке скорбной тишине три разведчика встали с дощатых настилов нар, каждый удерживая перед собой в руке кружку со спиртом.
– За комдива, за полковника Иванова, – тихо произнес Каманин на правах старшего по званию среди присутствующих.
В полумраке помещения разведчики опустошили содержимое кружек и молча опустились на нары, вспоминая своего командира дивизии.
– И откуда у бедного разведчика такое богатство? Не успел из санбата вернуться и, на тебе, с гостинцами к нам заявился! – прервал тишину Панин, указав глазами на фляги.
Егор, изображая недоумение, ответил, немного свысока глядя на товарища:
– Так разведчик я или нет!
– Вот так и Леха говорил, – закусывая кусочком сала, произнес Панин и добавил: – Щукин самый настоящий среди нас!
– Говорил! – Егор уставился на него. – Что значит «говорил»? Почему не «говорит»?
Его испуганный взгляд заставил обоих сержантов отвести глаза в сторону, бойцы не знали, что можно сказать другу, пребывающему в полном неведении.
– Что с Виноградовым? – спросил разведчик.
– Не вернулся из поиска, – тихо ответил Каманин.
– Давно?
– Сегодня, почитай, брат, девятый день пошел, – почти шепотом произнес Панин, нервно теребя клапан нагрудного кармана гимнастерки, чтобы достать из него кисет.
Отсутствующий в расположении взвода, до сих пор не вернувшийся с боевого задания, сержант Виноградов был одним из тех, кто первым принял прибывшего во взвод неопытного красноармейца Щукина. Он, на пару с Паниным, посмеялся тогда над желанием вновь прибывшего солдата служить именно в подразделениях разведки. Немного язвительно высказался в адрес Егора, который попросил направить его для дальнейшего, после выписки из госпиталя, прохождения службы в одну из воинских частей, располагавших в своем составе взводом или ротой разведчиков. Но спустя некоторое время он так же, как и Панин, изменил свое мнение о новичке, видя его старания в освоении новой специальности, жажду познания, природные ум и наблюдательность, повышенное внимание к мелочам и редкую исполнительность. А главное, они оба, а также Каманин и многие другие бойцы их взвода, разглядели в Егоре такие качества, как отчаянная храбрость, дерзость, авантюризм, желание рисковать, чтобы добиться результата любой ценой, как порою требовала обстановка.
Их первая совместная вылазка к передовой линии укрепления противника, на участие в которой Егор вызвался добровольно, показала им, что новый боец достоен службы в разведке. Они же первыми стали уговаривать тогдашнего командира их взвода о зачислении красноармейца Щукина в группу поиска, что в ближайшие дни должна была отправиться добывать «языка». Они сами начали натаскивать и учить Егора тем мелочам, что нужны были ему там, где опаснее всего, где жизнь солдата-разведчика висит на волоске, где все решают порою секунды, присутствует огромный риск, сердце от страха выскакивает из груди, а ответственность за выполнение боевого задания и жизни товарищей становится превыше всего.
Щукин не подвел ни разу. В его лице взвод получил именно то, что и требовалось. Он мог часами напролет, абсолютно неподвижно вести наблюдение за передним краем врага, фиксируя любые перемещения, изменения в маскировке, смены постов наблюдения со стороны врага, появление новых целей, новых объектов, позиций, проходов. Командиры дивизионов и батарей полка не раз приходили в расположение взвода, чтобы получить сведения, обнаруженные и установленные именно Щукиным.
