Из Торжка Иван двинулся и уничтожил по дороге на Новгород Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы и все деревни вдоль дорог.
В Новгороде передовой полк взял город в кольцо, так что никто не мог убежать. Собрали всех духовных из всех окрестных монастырей и церквей и стали прилюдно пытать, требуя по двадцать рублей выкупа с каждого. Так продолжалось пять дней.
Дворяне и дети боярские, принадлежащие к опричнине, собрали в Детинец – крепость новгородскую – знатнейших жителей и торговцев, приказных и богатых ремесленников; всех заковали, отдали под стражу, а дома их опечатали.
6 января 1570 года царь с войском из полутора тысяч стрельцов вошел в город. На другой день было поведено перебить дубинами всех, кто был на правеже, духовных и тела развезти по монастырям.
Митрополиту Пимену, который свидетельствовал против Филиппа, велено было служить на другой день обедню в Святой Софии. Встречавшему Царя, Пимену Иван, пылая злобой, сказал:
– Ты, злочестивец, в руке держишь не крест животворящий, а вместо креста – оружие. Ты со своими злыми соумышленниками, жителями сего города, хочешь этим оружием уязвить наше царское сердце, вы хотите отчизну нашей царской державы Великий Новгород отдать иноплеменнику польскому королю Жигмонту Августу, с этих пор ты уже не называешься пастырем и сопрестольником Святой Софии, а называешься ты волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу и багру досадите ль!
В страхе служил архиепископ обедню. А после нее не успел сесть за стол в трапезной с Царем, как тот страшно закричал: «Государев ясак!» – то был условный знак, – опричники кинулись на Пимена, повязали его и принялись грабить сначала владычную, а затем весь Новгород. «Что посеешь, то и жнёшь!» – истинно глаголил праведный Филипп. И недолго пришлось ждать подтверждения слов его. Иван же приказал привести всех взятых под стражу бояр, выборных городских и приказных людей, знатнейших торговцев и ремесленников, с ними их жен и детей.
Иван стал перед толпою и приказал их раздеть и трепать на морозе муками «неисповедимыми» и даже собственным хитростным измышлением бесноватого Царя, именуемым «поджар», коим обливали и жгли пытаемых. Запытанных волокли к реке и метали с моста в проруби. А за ними – их жен и детей. Женщинам вязали назад руки с ногами и, привязав к ним младенцев, метали в Волхов. По реке ходили опричники с баграми и сталкивали в проруби и топили всплывших.
Пять недель продолжалась неукротимая ярость царева. В безумии кровавого разгула, грабя монастыри, Иван требовал, чтобы сжигали все хлебные запасы, рубили лошадей и прочий скот, уничтожали весь товар в купеческих лавках, а по окрестным деревням сжигали дома и все имущество.
Сказывают: голубь, летевший над убиваемым городом, в ужасе окаменел на кресте храма Святой Софии, а Волхов, запруженный телами и наполненный кровью, с тех пор, как бы в память о них, в любые морозы имеет незамерзающие промоины.
Число замученных простиралось до пятнадцати тысяч человек, а иные считают – до шестидесяти тысяч. Что в одном случае составляет каждого четвертого новгородца, а во втором – каждого третьего жителя всей бывшей земли Новгородской.
Несчастного архиепископа Пимена отправили в оковах в Москву, где над ним глумились всяко: сажали задом наперед на кобылу, и в окружении скоморохов, таскали по улицам. Сам Иван-царь тому много смеялся: «Тебе-де медведей-плясунов водить, а не сидеть вадыкою». Затем был Пимен отправлен в Венев в заточение, где жил в смертном страхе.
