Монах снял шапку и три раза перекрестился. Максим последовал его примеру.
Над белизной заснеженных полей ярко вспыхнули золотыми брызгами купола собора.
Возле стен богатой обители шумело торжище. Через множество спешащих людей, пеших и конных, они протолкнулись к отверстым воротам монастыря, въехали через них на площадь, там оставили лошадь у коновязи и вошли в покои. Розовощекий отец эконом поморщился от угольного запаха кузнеца и повёл Максима в сарай, где находились телеги, сани выездные и розвальни. Обочь от них, на помосте из брёвен, стояла коляска, чёрная, с вычурными изгибами, на ажурных колесах, с окошками и приступками для ног. Для кучера имелось кресло, над ним козырёк от дождя и также приступка для ног.
– От самого князя Черкасского дар обители. Везли из Польши – цела осталась до Москвы. А у нас на переправе вздумали тащить через яму на руках. Уронили, ироды, и ось сломали.
Утром, съев на скорую руку кусок хлеба с квашеной капустой, Максим поспешил к иноземной коляске. Долго ходил вокруг неё, присматривался к узорной работе и прикидывал, с чего начать. Надо было идти за снастями в кузницу, и первый же монах, не удивившись просьбе мирского человека, провёл его к чёрной избе, отпер засов и ушёл. Максим зажёг лучину, закрепил её в поставце и стал осматриваться. Снасти в кузне нашлись: молотки, щипцы всяких размеров, выколотки, в углу Максим разобрал кучу железа и нашёл четырехгранный брусок подходящей длины, из которого можно было выковать ось. Раскрутил точило, попробовал находку на искру, оказалось подходящее железо, прокалённое, без раковин. Пошёл в другой угол и поразился: там были свалены кольчатые оковы, многие с длинными зазубренными стержнями, которые забивались в огромные неподъёмные столбы или колоды, чтобы удержать узников. Посмотрел, потрогал, послушал кандальный звон.
Хотя заготовка и выглядела прочной, Максим решил её ещё проковать в несколько заходов. А для этого требовался подсобник. Максим вышел из кузни и, увидев отца эконома, поспешил к нему.
– Спирька! – окликнул отец эконом рослого парня. – С сего часа будешь у него в подсобниках.
Максим хотел разглядеть Спирьку получше, но увидел Любашу. Она вышла из владычьего терема и направлялась к воротам.
– Иди в кузню и разведи огонь на горне. Я сейчас приду, – сказал Максим и бросился за Любашей. Догнал её уже в торговых рядах, тронул за плечо. Она живо обернулась и заулыбалась.
– Максим! Мне в последние дни всё казалось, что я тебя встречу.
– Я и не ведал, что тебя здесь найду.
– Барыне сильно неможется. Кашель её забивает, исхудала. Боярин на неё злобится. Знахарка сказала, порчу на неё навели. Вот и пришли на богомолье. Барыня с постели не встаёт. Попросила купить сладенького.
К ним подкатился разбитной мужичонка с коробом, полным бус, лент и других девичьих радостей.
– Заплети, соколик, красной девице ленту в косу – век твоя будет!
– Врёшь, поди?
– А ты оглянись, милый! Все, кто у меня ленты брали, счастье обретали!
– Ну, ладно! Давай пару.
Мужик выдернул две красные ленты, ловко подхватил брошенную Максимом денежку и убежал.
Он протянул ленты Любаше.
– Не умею я вплетать ленты в девичьи косы. Но считай, что вплёл.
Любаша засмущалась, но ленты приняла.
– Ой, тороплюсь я! Боярыня ждёт.
– Приходи меня навестить, Любаша. Я целый день в кузне монастырской буду. Мне тебя видеть – радость!
Спирька разжёг на горне огонь и веником подметал пол. Максим показал ему, как работать мехами, сделал первую засыпку угля, взял снасти и пошёл разбирать заморскую коляску.
