– Тут бобыль живет. Сторожем мы его числим. Но ежели его не разбудить, и день и ночь спать будет. Эй, Кургуз, вставай! Барин к тебе пожаловал.
Привыкнув к потемкам, Юрша увидел, как с печи свалился к его ногам маленький лысенький человечек, на лице, вместо бороды и усов, лохматились беспорядочные клочья седых волос. Человечек завопил:
– Батюшка-барин! Гость-то какой! Прости бога ради! Только-только прикорнул!
Он начал тараторить, а из-под печки выскочила коза, принялась бегать по избе и жалобно блеять. Староста перекричал их:
– Не греши, Кургуз! Ты всегда спишь. Козе корма заготовил? – И пояснил Юрше: – Всей животины у него – одна коза, и ту прокормить не может.
– Заготовил мало-мало. Копенка в лесу стоит. Вот теперь по снежку перевезу на санках.
– Лоси разбили твою копну. А дрова где? Я ж велел заготовить.
– Эх, Михей, не позорь меня перед барином! Лес рядом, на топку всегда набрать можно.
– Вот работничек! Недоимки за ним из год в год переходят. Кургуз, мое последнее слово при барине говорю: от Рождества и до Великого поста будешь к барскому двору дичь доставлять. Когда-то ты силки мастер был ставить. Будешь отлынивать, козу отберу!
Когда вышли из избы, Юрша вздохнул полной грудью:
– О боже мой, как он живет в такой грязи и вони?! И больно ты грозен с ним…
– Что ж, барин, делать, его лаской не проймешь. Прикажи на конюшне отодрать, тогда, может, за собой, поганец, убирать начнет. И коза у него некормлена небось. Прошлую зиму животина не сдохла потому, что сердобольные бабенки подкармливали ее.
Подошли к такой же покошенной хате. Но тут был двор с хлевом, в сенцах кудахтали куры.
– Маланья – вдовица, – пояснял староста. – Муж ушел на государев извоз и сгинул. Лет пять ни слуху ни духу. Баба работящая, четырех ребят тянет, скоро помощник подрастет. А пока недоимка числится, да отец Нефед обещал оплатить, ее сын Кирилка в церкви помогает.
В полутьме избы Юрша рассмотрел ткацкий станок под полатями, зыбка посреди избы, в ней малютка с тряпичной соской, а зыбку качает малолеток в короткой рубашке. Хозяйка, увидев барина, растерялась, стала на полпути к столу с рогачом, на котором парился чугунок. Потом сорвалась с места, чугунок на стол бросила, в пояс поклонилась, приговаривая:
– Милости прошу, гости дорогие! – Быстро вытерла подолом лавку. – Может, репки отведаете? Отменная нынче родилась. О Господи, что говорю!
Юрша поблагодарил и невольно заметил:
– Чисто у тебя.
– Сорить-то некому. Ребята во всем помогают мне. А телят-ягнят еще рано в избу заводить.
Староста спросил:
– А старшие-то где?
– В лес пошли за хворостом, с твоего дозволения.
Михей смутился:
– Барин, это я дозволил сушняк всем собирать. Не будет на то твоего запрета?
– Пусть собирают. Хозяйство какое у тебя, Маланья?
– Слава богу, жить можно. Жеребеночек подрастает, коровка с молочком, овечек десяток да куры. А с барского двора поросенок и овцы.
Староста добавил:
– Живность с твоего двора по мужикам раздал, сохраннее будет. А там как прикажешь.
– В таком деле тебе виднее. – Когда вышли из хаты, Юрша спросил: – Чем помочь ей можно?
– Молодец баба, тягло с мужиками наравне несет. А помочь – с одежонкой у них худо. Парень лаптей наплел, а онучей на всех не хватает. Видал, ребята ушли в лес, а у нее лапти на босу ногу.
Юрша вспомнил:
– Ты сказал, пять лет как мужик пропал. А сосунок чей?
– Грех тут, Юрий Васильевич. Мужиков-то у нас мало, послал я ее в извоз в Москву по прошлому году. Ну, дело бабье, бес попутал, вот и родила. Потому и недоимка.
