– Конь, ты что, уснул, что ли? – крикнул Бес, чуть ударив прикладом АКСа по металлу тележки.
– Чё орёшь! – огрызнулся пулемётчик. – Нормально спросить нельзя?
– Да я два раза тебя спросил, ты же мычишь сидишь. Вот я и треснул по телеге. Уснул, что ли?
– Не, задумался что-то. Чего хотел-то?
– Спрашиваю, пожрать есть что-нибудь?
– Да, килограмма полтора кулинарного жира. Но так просто его жрать невозможно. А у тебя?
– А у меня сухари! – обрадованно сообщил сержант.
– Живём, братуха, давай порубаем!
Они сидели и грызли сухпаёвские «деревянные» сухари, хранившиеся до этого десятилетиями в жестяных десятилитровых банках-консервах на продовольственных складах державы, так сказать, на «чёрный день», который, видимо, бойцы уже «трогали руками», тыкая их в жировую массу беловатого цвета, насыщая свои молодые организмы питательными веществами. Впоследствии они часто таким способом подавляли голод, а когда становилось противно, это был знак того, что наелись. Кто не голодал, никогда не узнает, какой же иной раз вкусной бывает такая непривычная для современного homo sapiens пища.
– Вот уж никогда не думал, что придётся таким питаться, так и зубы поломать можно, – не особо уже обращая внимание на противный жир, характеризовал Бес ночную трапезу, громко щёлкнув откушенным сухарём.
– А я в своё время нагрызся киселя в брикетах, так что, можно сказать, натренированный, – улыбнулся ему Конев ровными рядами зубов.
– О, я бы сейчас не против киселя-то погрызть! А что, сварить нельзя было?
– Неа. Негде, да и незачем.
Сержант вопросительно посмотрел на пулемётчика и, переворачивая языком во рту большой жирный кусок, изрёк:
– Ааа эээоо эаем?
– Дело было так, – продолжил пулемётчик, понимая вопрос напарника. – У нас на краю города есть спортивный зал с бассейном, мы, когда ещё школьниками были, в волейбол там играли, а после занятий нас пускали на полчаса покупаться, только из-за воды туда, в принципе, и ходили зимой. Где на севере ещё такие блага найдёшь? Этот запах бассейна мне теперь всегда детство напоминает, вроде ничё хорошего в нём, а по душе – ширк так, чуть заметно плеснёт, и приятно, – ударился в воспоминания пулемётчик. – Выходили мы из «Дельфина» после воды голодные, как волки, а рядом, по пути домой, магазин небольшой продуктовый находился.
– Погоди, какого такого дельфина?
– Так спорткомплекс называется. Так вот, скинемся, у кого сколько мелочи есть, на пачку печений или какую-то мелочёвку подобную и заходим толпой в этот магазин, кто осмелился и сумел своровать себе чего-нибудь съестного, тот молодец. Я всегда кисель воровал, как-то проще, что ли, с ним было, но он всегда старый был и засохший, как эти сухари, но зато надолго хватало, пока дойдёшь за полчаса до дома, как раз успеваешь брикет заточить.
– Это оттого, что у вас вечная мерзлота, ничего кроме моха и мухоморов не растёт на вашем севере.
– И вовсе не вечная у нас мерзлота, у нас же кедрач! Малина с шиповником и рябиной в лесах, на болотах брусника с клюквой. Картошка в огородах и даже клубника, зелень там всякая, помидоры и огурцы в теплицах.
– В теплицах?! Ты б ещё в квартирах сказал! Вот у нас только одной кукурузы горы в каждом дворе круглый год почти. А фрукты, а бахчевые, вот где берега кисельные! Так что, Конь, переезжай ты к нам со своего северного Легиона, не пожалеешь.
– Нет уж брат, как говорится – где родился, там сгодился. Тем более, гы-гы, я казахского не знаю. Да и какая там у вас кукуруза, мы в армию через Казахстан по железке ехали, степи да степи кругом.
