– Не волнуйся! Если я позволяю, то все в порядке.
Правда? Вот этого-то я как раз и боюсь!
– Наденешь платье, а сверху белый плащ, чтобы ничего не было видно. И распусти волосы, а на голову накинь капюшон.
Я медленно спустила с плеча рукав ночной рубашки и нерешительно остановилась, давая ему время отвернуться. Но он стоял и смотрел. Так и будет на меня пялиться?
– Быстрее! –Эрик нетерпеливо щелкнул пальцами. – Чего застыла?
– Мне неловко, отвернитесь, пожалуйста.
– Неловко? – он хмыкнул и изумленно поднял бровь. – Выкинь это слово из своего лексикона, причем навсегда. – У тебя не может быть неловкости, если я приказываю. Моментальное и тщательное исполнение моих приказов – это все, что должно тебя волновать. Раздевайся! – он уселся на кровать, широко раздвинув ноги, и демонстративно уставился на меня.
Сволочь! Мерзкая скотина! Краска стыда залила мое лицо. Не могу видеть эту самодовольную рожу с холодными глазами арктического волка. Еще сегодня в столовой мне показалось, что он за меня заступился, симпатизируя. Ошибка! Ему все равно. Он играет со мной, как кот с мышью: подцепив острым когтем, больно ранит, и ослабляет хватку, видя, что мышь сейчас испустит дух. Ему просто хочется подольше поиздеваться надо мной. Ладно, выхода нет. Я стащила с себя ночную рубашку и потянулась к платью, лежащему на кровати. Взяла его в руки, чтобы надеть, но Эрик вдруг выхватил платье и спрятал за спину. Я выпрямилась, стоя перед ним совершенно обнаженная. А он откинулся на спинку кровати, положил одну ногу на другую и принялся внимательно рассматривать мое тело. Сантиметр за сантиметром. Начал снизу, прошелся взглядом наверх, остановился на груди. Встал и обошел меня сзади. Положил руку мне на попу и сжал.
– У тебя красивое тело, тебе говорили? Особенно зад! – его горячее дыхание обожгло мое ухо.
Я молча кивнула, пытаясь сдержать слезы. Он этого и ждет, чтобы я заплакала. Ему явно нравится надо мной издеваться. Нет, такого удовольствия я этому мерзавцу не доставлю!
Он обошел меня еще раз, остановился, глядя ниже живота. Заметил слезы в глазах и вдруг осторожно дотронулся до ресниц. Подцепил пальцем слезу, и… попробовал ее на вкус.
Вот псих ненормальный! Все еще хуже, чем я предполагала! Боже, за что мне это все? Я же никому никогда не делала ничего плохого!
– Какая же ты сладкая! – прошептал он.
Взял с кровати платье, закатал подол и накинул мне на голову. Потом потянул вниз, аккуратно расправляя. Осторожно приподнял грудь, вставляя в лиф, и якобы ненароком прикоснулся к соску. Он одевал меня так профессионально, словно делал это сотни раз. Скольких девушек он привел сюда, в этот мир? Но главный вопрос: сколько из них выжили? Эрик принялся расплетать мою косу. Подвел меня к туалетному столику в углу комнаты, усадил на высокий бежевый пуф, взял щетку для волос и причесал, пропуская пряди через пальцы.
Над столиком, на стене висело огромное зеркало, и пока он мной занимался, я неотрывно смотрела в эти волчьи глаза. Заметив мой взгляд, он сказал:
– Опусти глаза. Приучись смотреть в пол. На дисциплинаторов нельзя смотреть, пока они сами не прикажут.
Я уставилась в пол.
– Что нужно сейчас сказать? – он вдруг больно потянул мои волосы.
– Я… не знаю. Пустите! Больно!
– Больно – это хорошо. Лучше запоминается. Еще один урок: ты сейчас должна сказать: "простите, Эрик!" И делать так каждый раз, когда допускаешь ошибку. И не только со мной. Ты вообще должна все время извиняться за то, что родилась ведьмой, понимаешь? Правда, другие могут захотеть, чтобы ты их называла: мой повелитель или мой господин. Это все нюансы, которые зависят от мужской воли. Но мне достаточно, чтобы ты произносила моя имя.
