– Ну, а теперь…
– А теперь поухаживайте за мной, Вероника, – голос Дворжецкого прозвучал глухо, словно ему было трудно дышать. – Выпьем шампанского?
Вероника подошла к столику и, наполнив два бокала, отнесла их к окну, передав один в руку Дворжецкого.
– Давайте сегодня на «ты», – вдруг предложил он, глядя на нее в упор темными настойчивыми глазами.
Мужчина и женщина молча выпили волшебный напиток.
Дворжеций взял у Вероники бокал и поставил его вместе со своим на подоконник, затем осторожно привлек ее к себе. Сначала губы только прикоснулись к ней, словно спрашивая согласия, потом, не встречая сопротивления, впились в рот, забирая сладкую влагу. Ей показалось, что тысячи тоненьких иголочек пронзили ее насквозь сладкой истомой, лишая разума и воли. Сильные пальцы сжали податливый шелк, кушак развязался, и полы халатика, как врата крепости, распахнулись сами собой. Дворжецкий на мгновение замер, поняв, что произошло. Обнаженной кожей она почувствовала его жар и слегка отстранилась, но захватчик рывком, уже не желая останавливаться, снова прижал добычу к себе, проникая в недра ее одежды.
– Вероника, – тихо и мучительно простонал он, – я не отпущу тебя, теперь не смогу, – и снова нашел ее губы…
Утром Вероника проснулась от ощущения холода: в раскрытое с вечера окно проникала прохлада, чувствовалась близость реки. Она встала и выглянула на улицу. Погода изменилась, и небо затянуло облаками, но на горизонте светилась розовая полоска рассвета. Скоро выглянет солнце и опять начнется жаркий день. Закрывать окно уже не имело смысла. Она вернулась к кровати, на которой, обнимая подушку, безмятежно спал Дворжецкий. Легкое одеяло сползло в сторону, обнажив мускулистое загорелое тело. Он лежал раскрытый и совершенно беззащитный, однако его нагота, даже там, где лишенная загара кожа поражала белизной, не вызывала жалости. В нем ощущалась высокомерная уверенность и грозная сила. Вероника почувствовала это ночью, а теперь с неожиданно бесстыдным интересом рассматривала Эдуарда. Она любовалась его мощью и зрелостью: крупный, поджарый, с выпуклыми рельефными мышцами атлета, он был похож на уснувшего после охоты зверя. Вместе с тем она сама себе напоминала хищницу, заполучившую долгожданную добычу, сладострастно разглядывала ее и беспокоилась лишь о том, чтобы не упустить ее, когда та оживет и вновь обретет свою волю.
Из окна повеяло ветерком. Вероника, стараясь не потревожить, осторожно накрыла Эдуарда одеялом. Он пошевелился, но не проснулся. Веронике захотелось скользнуть в постель и прижаться к его теплому телу.
Уходить или остаться? Пусть он проснется один.
При этом женщина уже решила: этот мужчина будет принадлежать ей, во что бы то ни стало, но он захочет этого сам. Во всяком случае, у него должно сложиться такое впечатление.
Вероника ушла к себе, но не закрыла дверь и через пару минут увидела Эдуарда. Он вошел следом за ней. Вероятно, ее осторожные движения все-таки разбудили его и, быстро натянув джинсы, он поспешил за беглянкой, вошел к ней и запер дверь на замок.
– Открываю глаза, тебя нет, – прошептал он, привлекая ее к себе. – Девочка моя, ты не приснилась мне, скажи, не приснилась?
Его глаза по-прежнему светились желанием, а движения стали уверенными и властными. Вероника, словно кошка, провела щекой по его шее, затем чуть куснула плечо и поняла, что сегодня он уйдет от нее нескоро.
