Скрипучие ступеньки на лестнице районной прокуратуры своим скрипом вызывали ассоциации предчувствия чего-то нехорошего. Ну, не подпишет дела на прекращения, ну и ладно. Оставлю на его столе и уйду. Психовать, так психовать…
Секретарша в прокурорской приёмной с непривычно вежливой улыбкой попросила подождать. Желтков пристроился на стуле у стены и привычно приготовился к ожиданию.
– А вы к нам теперь? – искоса взглянув, спросила секретарша.
– К вам. А куда же ещё? – буркнул Желтков.
Он так устал, он так устал – и не от того, что проделал путь в девяносто километров на попутке до райцентра по пыльному серпантину колымской трассы – он устал от раздумий о жизни на рубеже её перелома. Скоро, вот-вот должно что-то произойти. И жизнь будет по- другому, по- новому. Неизвестно, в лучшую ли сторону – но по-другому. В свободе воли. Не нужно будет ежедневно отдирать от своей души, как струпья от застарелой раны, чужие боли, крики, слёзы. Может быть, кому и по нраву быть «вершителем человеческих судеб». И, скорее всего, таких желающих целая толпа. Но что-то ветхозаветное, не понимаемое до конца вибрировало, выговаривало на подкорку мозга «не суди – и не судим, будешь». Судьба человеческая – это такое таинство. А теория «случайного преступника» и принцип «неотвратимости наказания», и требования статистической отчётности по раскрываемости пытаются, образно говоря, при помощи топора и лопаты разобраться в эфирно-тонкой нервной ткани этого таинства. А, вполне возможно, и не пытаются разобраться. Крутится и крутится, скрежеща ржавыми колёсиками, машина правосудия.
– Вас, наверное, в областной аппарат возьмут? – с заинтересованностью и непривычной вежливостью спросила секретарша.
– Конечно, должны вызвать в область. Там будут решать. – Желтков согласился тихим голосом, имея в виду реакцию на его рапорт.
– Ну что ж, будем очень рады. Правда, неожиданный поворот карьеры? Вчера звонили из областной прокуратуры. Так ругались на Александра Альфредовича, так ругались…
Зайдя в кабинет зампрокурора, Желтков невнятно поздоровался. Нейерди встал с кресла и протянул приветственно руку. Подобных знаков уважения раньше не наблюдалось.
– Вот у меня тут на прекращение, – сказал Желтков, доставая из портфеля пачку тощих папок. – Так, простая бытовуха. Вам на подпись. Постановления готовы.
Зампрокурора придвинул к себе папки, раскрыл верхнюю и спросил, глядя как-то по-птичьи, в профиль:
– А не хотите к нам на работу перейти?
– Какую работу? Я вообще увольняюсь, – буркнул Желтков.
– Вот как? – удивился Нейерди. – Совсем? И по какому основанию?
– А какие у нас в системе имеются основания… Или по здоровью, или по несоответствию, или за дискредитацию.
– А вы, по какому?
– Вероятно, по несоответствию занимаемой должности. Раз, не хочешь служить – значит, не соответствуешь, – равнодушно ответил Желтков.
Нейерди хмыкнул, улыбнулся, потёр руки и в две минуты начиркал свою подпись на всех постановлениях о прекращении дела.
– Ну, желаю удачи в новой жизни. – Нейерди опять привстал с кресла и с улыбкой попрощался рукопожатием.
Желтков тоже по-доброму ответно ему улыбнулся, радуясь своим мыслям, и вышел из кабинета, чуть ли не подпрыгивая от чувства восхищения самим собой. Только бы теперь не случились «вспышки на солнце».
Лишь на обратном пути в свой посёлок до Желткова дошло, что по его жалобе в областной прокуратуре признали его правоту и велели проигравшему «процессуальный спор» Нейерди пригласить «победителя» на работу в органы прокуратуры.
