Авдотья сморщила лоб и вспомнила, что говорила Мариванна про отца, будто он попал в тюрьму и, что квартира опечатана и теперь туда никак не попасть. Если это правда, то выходит, только на нее, Авдотью, и осталась надежда,– собраться с мыслями и продумать план побега, как по сюжету криминального фильма.
Пленница потрогала решетки, они оказались крепкими. Тогда она вскарабкалась на кровать и задумалась. Затхлый запах мешал ей сосредоточиться, именно так пахло в квартире бабушки Эллы, жившей на Плющихе. Это родовое гнездо у Смоленской площади, отец оставил не тронутым, в память основателей семьи Сусовых. Там он родился и вырос, а продать это странное жилье, даже за большие деньги, у него не поднималась рука…
За дверью послышались шаги, загремела щеколда и вошел коренастый человек в коричневом костюме. Он держал толстыми пальцами поднос.
– Вот, поешь супчика с клецками!– сказал заботливым голосом злодей с черными бровями и поставил на обшарпанную тумбочку приготовленную еду.– Ты с каким хлебом будешь,– с черным или с белым?
– Не надо хлеба…– ответила голодная Авдотья и принялась есть.– А тебя как зовут?
– Толик!– немного смутившись, ответил похититель детей. Он настолько свыкся со своей кличкой, что стал забывать настоящее имя. Девочка опустошила тарелку и стала ковыряться в котлете, не притронувшись к гречке.
– Испей киселя! Баба Нюра сварила! Очень вкусный, – на смородине…
Авдотья отхлебнула вязкий напиток, покрытый тонкой пленкой. Хитро прищурившись, она выпалила, словно из пулемета:
– А ты настоящий бандит?.. И пистолет у тебя есть?.. И сколько человек ты укокошил? А баба Нюра тоже параллельна или сугубо перпендикулярна вашим убеждениям?..
Рылов, а это был он, растерялся от детского простодушия и настырной заумности. Дети вызывали у него неприятное ощущение ущерба для его значимости, из-за непредсказуемости поведения и каверзных вопросов, на которые у него ответов не находилось. В такие минуты, ему казалось, что его интеллект падал до нуля, а вместе с ним и вся его никчемная жизнь, с тремя классами начального образования.
– А это, не твоего ума дело!– не найдя ни чего лучшего, угрюмо произнес Рылов и обиженно захлопнул дверь с той стороны. Авдотья поняла, что перегнула палку. Она всего лишь хотела втереться в доверие злодея, прощупать обстановку, а потом, усыпив его бдительность, убежать без оглядки на ближайшую станцию…
– Прости, Толик! Я пошутила!– крикнула она через дверь.– Можно помыть за собой посуду? Честное слово, я не убегу!..
Каким бы не казался отпетым негодяем Рылов, его сердце было не из кремня. Бывалому в кровавых разборках, братку, нравилась в людях честность и ответственность, хотя сам он не всегда следовал этим завышенным требованиям человеческой морали. То, что богатенькая девочка извинилась, да к тому же выказала желание приложиться к мытью посуды, смягчило сердце телохранителя, но задвижку он не открыл, твердо памятуя наказ босса…
2
В деревне Желябино осталось всего пять жилых дворов, в остальных никто не жил: кто-то переехал в город, кто-то умер от старости, не оставив после себя наследников, а кто-то вовсе спился и бесследно пропал. Место расположения захолустного поселения не было особенно благоприятным для жилья, – в низине ощущалась вечная сырость, а вокруг находились непроходимые болота – Желябинские топи. Единственный проход, Кондрахина гать, еще могла служить дорогой, связующей с внешним миром, но уже слыла опасной и не такой надежной, какой была раньше.
