Побарабанив пальцем по ровному носу, Денис спросил совсем как она у его мачехи:
– А хорошо пел?
– Хорошо.
– Тогда в чем дело? Он раздражал соседей?
– Нет. Но они беспокоились за него.
– Почему? Ведь он не буйствовал и никого не оскорблял. Когда человек поет – он счастлив. Разве не так?
– Его песни не назовешь веселыми…
– Думаешь, Шекспир не был счастлив, когда ему удавались трагедии?
– Ты считаешь, надо было оставить его в покое? – равнодушно спросил Андрей. – Мне тоже так кажется.
– Смотрите, мы на самом верху. – Денис вдруг встал, и телохранитель предусмотрительно вытянул руку, перекрыв проем.
Денис снисходительно потрепал его спутанные ветром кудри.
– Думаешь, я бы не улизнул от тебя, если б захотел? Вот смотри!
Он резко отскочил и перемахнул через край с обратной стороны. Под Сонин вопль Андрей рванулся за ним, но Денис уже спустился на металлический переплет, идущий от кабинки к центру.
– А ну, вернись! – срывающимся голосом приказал Андрей. Глаза его остекленели от ужаса. – Ты что, совсем рехнулся?
Страх выступил на ладонях испариной. Соня машинально потерла их, поднеся к лицу, и сморщилась: от рук пахло железом. Ей подумалось, что это и есть запах страха – удушливый, острый запах, который так болезненно чуют собаки. От Дениса такого запаха не исходило, хотя губы его подрагивали.
– Соня, – окликнул он, по-прежнему улыбаясь, – о ком ты говорила? Кто этот несчастный? Ты ведь не какого-то старика из деревни имела в виду… А кого? Кто это поет по ночам на крыше? Ты что-то скрываешь от меня? Это что, ловушка такая?
– Денис, бога ради, иди сюда, – умоляюще проговорил Андрей. Казалось, язык у него распух и ворочается с трудом. – Что ты издеваешься надо мной? Что она может от тебя скрывать, вы ведь только вчера познакомились! И ты же сам к ней подошел…
– Я не мог к ней не подойти, – пробормотал Денис и нехотя признал: – Но, в общем, это выглядит не слишком правдоподобно.
Соня строго прикрикнула:
– Ты ведешь себя как избалованный ребенок. Вернись немедленно!
Иногда необходимо ударить по больному, решила она. Его так пугает собственная незрелость, и все же он не спешит с ней расстаться. Как дошкольник, которого изводит качающийся зуб и который готов жизнь положить, чтобы только не подпустить близко маму с шелковой ниткой.
Встав на бортик кабины, Андрей подался вперед, напряженно вытянув руку. Но Денис без труда справился сам. Спрыгнув на сиденье, отчего кабинка испуганно взметнулась, он беззаботно усмехнулся:
– Внизу приготовились к линчеванию.
Возле выхода с аттракциона уже толпились разъяренные билетерши. Их яростные возгласы до них, однако, не долетали, словно им мешал невидимый, защищающий Дениса купол, который спускался вместе с кабинкой. Денис подтолкнул Андрея в бок:
– Наконец-то тебе придется поработать!
– Я бы убил тебя собственными руками, больной сукин сын!
– Не повторяй дурацких киношных выражений! – строго сказал Денис. – И никогда ты меня не убьешь. Где ты еще найдешь такую работу? Со мной ведь никаких хлопот! Я даже в ночные клубы не хожу.
– Помолчи, а? – взмолился Андрей, усаживая его на сиденье. – Ты меня с ума сведешь!
Денис внезапно помрачнел и замкнулся. На Соню он не глядел. И, только сойдя на землю, с горечью сказал:
– Что знаете вы оба о том, как сходят с ума?!
