Лопырев сидел рядом, стараясь не смотреть ему в глаза, и медленно кивнул, предчувствуя очередной подвох. Мальчик говорил очень искренне, болтая ногами под кушеткой. С его худых ботинок летела грязь комьями.
– Да, я взрослый.
– Ты всегда делаешь то, что хочешь?
– Не всегда.
– Почему?
– Потому что иногда то, что я хочу, нельзя делать.
– А кто сказал, что нельзя?
– Другие взрослые.
– А им кто это сказал?
– Сами так решили.
– То есть, получается, они этого хотели?
– Получается, так.
– Значит, ты еще недостаточно взрослый?
Лопырев не знал, что ответить. Проще было согласиться.
– Получается, что да. Понимаешь, есть вещи, которые решены за меня, и без меня, и они появились задолго до моего рождения. Я просто подчиняюсь.
Владька промолчал. Комья продолжали отваливаться и падать под кушетку. Лопырев мысленно пересчитывал лежавшие на полу кусочки.
– Это и есть та дисциплина, о которой ты все время талдычишь?
– Да. Это она и есть.
– Это ужасно скучно. У тебя есть какая-нибудь еда? У меня живот сводит.
Лопырев спохватился. Опять упустил из виду самое важное.
– Пошли, я что-нибудь найду для тебя.
Они зашли в кабинет. Лопырев подошел к своему столу, на ходу вспоминая, есть ли у него вообще хоть что-нибудь съестное. Открывая поочередно свои ящики, он вытащил из них подсохшие печенья вместе с крупными крошками, жухлое яблоко в точках, и три конфеты, которыми его пару дней назад угостила молодая повариха. Она строила ему глазки с самого первого момента, как устроилась на кухню, и все время чем-нибудь угощала. Лопырев осмотрел запасы. Не густо, но лучше, чем ничего. Все равно раньше утра ничего другого не найти. Не по камерам же идти в поисках заначек. Чайник он поставил сразу же при входе, и он уже начинал пыхтеть и посвистывать.
Он переложил все припасы на большой белый лист бумаги и протянул их Владьке, который уже попривык к местной обстановке и держался более уверенно. Он разглядывал полки с бумагами в толстых картонных переплетах на завязках, потрогал решетки на окнах, покрутил в руках кружку со сколотым краем, на которой была смешная надпись про службу в войсках. Порошин-отец что-то говорил про то, что парень умеет читать, но надпись его почему-то не насмешила. Наверное потому, что он ничего не знает про службу. Затем внимание Владьки привлекла фотография группы сослуживцев Лопырева, сделанная два года назад на одном из спортивных мероприятий учреждения. Это мероприятие было проведено в честь национальной общеоздоровительной программы, и в нее включались, помимо сотрудников, только те исправляющиеся, которые не получали никаких нареканий со стороны смотрителей и в общем имели исключительно благоприятные показатели за все время пребывания.
– Иди пить чай. Я тебе налил.
– А кто это там? – Владька не спешил к еде. Он не отрывался от фотографии.
– Там мои товарищи.
– Вы здесь фотографировались?
– Да, здесь, это было два года назад.
– Среди них есть мой папка? – в тоненьком голосе снова промелькнула надежда.
– Нет. Там его нет. Там только мои сослуживцы. Те, кто служат здесь. Кто приходит сюда на работу, то есть. – Лопырев стоял спиной, размешивая кусок сахара в кружке, надеясь, что когда он обернется, внимание мальчика переключится на что-нибудь другое. Обернулся, но нет. Тот по-прежнему стоял, уставившись в стенку.
– А у тебя есть фотографии с ним?
– С твоим отцом? Нет, с ним нет.
– Потому что вы с ним не товарищи?
