Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011 - страница 16



     Отнесен, считай, к потерям
в снежной этой пелене
город белый, белый терем
с белым обликом в окне.

«На крутую эту вьюгу…»

     На крутую эту вьюгу
тишь внезапная легла,
наконец-то, в гости к другу
мне пробиться помогла.
     Медицинским чистым спиртом
разбавлялся разговор,
и под звездный свод испытан
нужный путь на снежный двор.
     В лад не спящей ли царевне
   белый обморок зимы —
   всей поди слышны деревне
   торопливые пимы.
        Запоздало попущенье —
   израсходованы дни,
   и на все про все общенье
   сутки выдались одни.
        Рано утром эскулапа
   обнимаю я с тоской.
        С трехступенчатого трапа
   помахав ему рукой,
   улечу к своим пределам,
   где предстанет внове мне
   город белый, белый терем
   с белым обликом в окне

«Возвращенье из глубинки…»

     Возвращенье из глубинки,
честно говоря, глуши,
как из валенок в ботинки
переход моей души.
     Вьюги подвели итоги,
и сугробы аж в этаж.
     Приедается убогий
в окна въевшийся пейзаж.
     Иль считать за подмалевок,
или ж, раз на то пошло,
что для нежных лессировок
загрунтовано стекло?
     Но шутя разоблачится
выспренних метафор муть —
надо в ночь лишь отлучиться
и холодного хлебнуть,
где проглядывает льдинкой
в синем воздухе луна.
     Этот мой коктейль с чудинкой
надо выцедить до дна,
чтобы в ясности мороза
кроме звезд не стало грез.
     Кончилась метаморфоза.
     Никаких метаморфоз.
     Сам я праздным подмастерьем
отвернул лицом к стене
город белый, белый терем
с белым обликом в окне.

«О, душа! Ты – горожанка…»

     О, душа! Ты – горожанка!
     Воздух здесь хоть и свинцов,
окнецо здесь и лежанка
для тебя, в конце концов.
     Здесь житейские заботы
словно псы на поводке.
     Здесь и встречи ждут субботы
с кем-нибудь накоротке.
     В огненность моих ладоней
медленность ее плечей,
а глаза в глаза – бездонней
кристаллических ночей.
     Может статься, сгустком боли
подберется сердце в мозг
от безвыходной любови
и невыплаканных слез:
только-только глянуть стоит
на пустой экран окна,
как желание простое —
плакать – вымерзнет до дна.
     Да отнюдь же не смертелен,
а спасителен вдвойне
город белый, белый терем
с белым обликом в окне.
Новосибирск. 1969–1970

Моления о плаче

«В ладонях гор нас лета огнь лизал…»

     В ладонях гор нас лета огнь лизал,
     А мы ручьем летели по уступам.
     Без слез горюю, был бы рад слезам —
при щедром горе радуюсь так скупо.
     Лизал нас огнь, оберегал твой плач.
     В разлуке я упрашиваю осень:
– Напоминанья пламени припрячь,
пусть ветер слез мне решетом наносит…
     Но как беспомощен и как неудержим
огненочек, трепещущий на ветке,
и всюду зажигает миражи
бесстрастные пылающей расцветки.

«Заводился сверчок вечерами…»

     Заводился сверчок вечерами
что ни попадя золотить,
словно спешно готовился к драме
той, где дорого надо платить.
     Был со звонами лета расплавлен
лист зеленый в ночном серебре,
золотым на рассвете был явлен —
первым возгласом о сентябре.

Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.

Продолжить чтение