Автор года – 2023. Сборник современной поэзии и прозы - страница 22



На другом километре, где ночью зажжётся звезда.

Париж

Я подарил тебе Монмартр,
Собор и Эйфелеву башню,
И это всё нарисовал…
Я на обоях в спальне нашей.
Едва к рассвету я успел
Шедевр свой праздничный закончить,
Как твой будильник зазвенел,
Что в чистом поле колокольчик.
И ты, прекрасна, как заря,
В рассвет вошла под солнца лучик,
И улыбнулась, говоря,
Что нынче сон приснился лучший.
Что снился сумрачный Париж,
Собор и Эйфелева башня,
Что на Монмартре ты стоишь,
/Но всё как будто в спальне нашей/.
А за окном осенний дождь,
Под ним, свиданья ожидая,
Продрог, но ты всё не идёшь —
Сегодня опера в Ла Скала…
А мы стояли у окна
В родной московской спальне нашей,
И сквозь осенний дождь видна
Была Останкинская башня,
Там Москва-Сити и Большой,
А там Арбат художник пишет…
Мы были счастливы с тобой
В том нарисованном Париже.
Осенний дождь стучит в стекло,
Промозглый ветер рвётся с крыши,
И так с тобой мне повезло
Пусть здесь, в Москве, а не в Париже.
Я приглашу тебя в кафе,
Где на двоих накрытый столик,
Приятный запах Нескафе
И мой рисунок на обоях…
Сидим счастливые вдвоём
На стульях, сдвинутых поближе…
И ароматный кофе пьём
В том нарисованном Париже.

По Сальвадору Дали

Взрывая интегралами нули,
Взрезают ночь небесные качели,
И сходятся под красками Дали
Хвост ласточки и скрип виолончели!
Даёт судьба неистовый отпор
Стенаниям великого маэстро,
Но снова боль вступает в разговор,
И стоптанное сердце рвётся с места.
Высок и нежен ласточки полёт,
Как состраданье, смешанное с горем,
Но в небо ей подняться не даёт
Виолончель своим жестоким воем.
Раскинув эфы выгнутой змеёй,
Скрипит по нервам, издавая звуки!
И, разрушая сладостный покой,
Ведут смычок невидимые руки.
Предвестником беды и катастроф
Последние штрихи на холст слетели,
Сведя под параллелями усов
Хвост ласточки и скрип виолончели.

Бабочки

Белых бабочек покрывало,
Паутинками бахрома.
Ты так часто любовь писала,
Что влюбилась в неё сама.
Мягкий локон ложится лентой,
Чертит кружево воротник.
А в пастельных штрихах портрета
Отражается нежный лик.
Чёткой линией спелых вишен,
Ярким проблеском карих глаз
Вся палитра как будто дышит,
В крыльях бабочек растворясь.
Всё вокруг наполняя светом,
Сотни бабочек пляшут твист.
А в пастельных штрихах портрета
Кружит первый осенний лист…

Ирина Арсентьева


Пир во время чумы

Ту минуту, когда тяжёлые серые тучи внезапно наползли неизвестно откуда, заволокли небо и опустились так низко, что казалось, что тотчас раздавят, никто не заметил… Просто не мог заметить. Минута во Вселенной тянется очень долго. Не так, как здесь, внизу.

«Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ…» – весело отбивают ритм всеобщего веселья ноги. Слышите? Пир во время чумы. Сколько раз это всё здесь уже повторялось? И повторится ещё не раз… Но без нас.

Во все времена хотелось и хочется хлеба и зрелищ, и поэтому слышится именно эта танцевальная мелодия, неизвестно кем сыгранная и умело навязанная. Он, этот кто-то, с копытами и рогами или с огромными крыльями из нежных перьев? Белых или чёрных… Для кого как…

Музыка никого не может оставить равнодушным, поэтому ноги сами уносят танцующих в головокружительный хоровод. Всех тех, кто её слышит… Сливаясь в едином порыве, они не замечают, что наверху именно сейчас вершится их судьба и судьба миллиардов других.

Неутомимо несётся по небу на колеснице ВРЕМЯ. Падают сверху зёрна будущих посевов. Не все из них долетают до нужной точки. Многие растворяются в пространстве веков. Но некоторые всё же долетают, и это вселяет надежду. «Что посеешь – то и пожнёшь», – так говорят. Что же посеет сегодняшний день?