Автостопом до алтайского яка - страница 40



Парень меж тем не уходит, продолжая извиняться. Я пытаюсь отремонтировать дугу, при этом тыкаясь с фонариком в темноте. Ничего не получается, парень констатирует это, и я хочу поколотить его ещё больше.

– УЙДИ НАХРЕН ОТСЮДА! – ору уже в припадке ярости.

– Здесь же доро-ога! – слабо замечает он, безуспешно пытаясь оправдаться.

– КАКАЯ ЕЩЁ ДОРОГА? ГДЕ ТЫ ВИДИШЬ ДОРОГУ? – ору я каким-то чужим охрипшим голосом.

Меня предупреждали о тропе. Но она заросла черникой, и по ней никто не ходил уже несколько дней. Из лагеря приходит сонный Женя, привлечённый суматохой и криками – тот самый дружелюбный спокойный парень, который намедни рассказывал про автостоп.

– Же-е-еня-я-я! – всхлипывая, утыкаюсь в него носом и рыдаю в жилетку, быстро мокнущую от моих смачных соплей. – Он мне НЕ до-о-ом слома-а-ал! Он мне жи-ы-ы-ызнь слома-а-ал!

Женя мягко обнимает меня за плечи и терпеливо утешает, как может:

– Ну-ну, – говорит он. – Когда-нибудь ты будешь смеяться над этим эпизодом!

Звучит вообще неправдоподобно, хотя в этом он оказывается прав.

– За мной, вон, один водитель по обочине гнался. Убить хотел из-за кепки, – рассказывает он мне историю про себя.

– Из-за кепки? – удивлённо я перестаю всхлипывать и начинаю икать.

– Ну да. Зато теперь у меня всё хорошо. И у тебя теперь, вот увидишь, всё будет складываться просто замечательно! – прям не Женя, а мастер-утешитель какой-то.

Это талант – в нужный момент быть рядом и проявить участие, и я ценю это в мужчинах. Обычно они панически бегут, увидев женские слёзы.

– Они продаются, эти палки? – с надеждой в голосе, сморкаясь в снятый носок и громко трагически икнув, спрашиваю я.

– Конечно же, продаются! – уверяет меня Женя. Он не может знать, что таких палок днём с огнём не сыскать, даже бегая по всей Москве, и что нужную я смогу найти только спустя полгода, уже вернувшись домой. Сейчас ему просто надо утешить меня во что бы то ни стало.

– Я отремонтирую! – раздаётся слабый голос «Слепого» из ближайших кустов.

– УЙДИ! – ору я, чуть не переходя на визг и, обращаясь к Жене уже просительно: – Же-е-еня-я-я… Пусть он уйдёт, а?

Женя через моё плечо спокойно говорит парню:

– Слышь… Ты, лучше и правда уйди. Видишь, в каком она состоянии? Утром приходи, разберёмся…

В итоге парень уходит в темноту, продолжая бесконечно извиняться.

Я забираюсь в лежащую пластом палатку, затем в спальник внутри неё и пытаюсь уснуть: при этом противомоскитная сетка палатки лежит на моём лице. Через неё меня пытаются укусить комары, и они преуспевают. Хныкаю и ворочаюсь. Я хочу «на ручки» и при этом, накрытая тканью палатки, продолжаю громко икать.

Мимо меня идёт Женя с другими ребятами.

– Пошли с нами, – зовёт он. – Ляжешь спать в типи.

– В типи? – быстро, как таракан, я выбираюсь из палатки, разгоняя при этом комаров руками.

Понятия не имею, что такое «типи».

– Ну да, в типи, – повторяет Женя.

– Конечно, я с радостью переночую в типи! Никогда не ночевала в типи… Обожаю типи… Мечта моя… типи…

Типи – это нечто похожее на вигвам: жилище индейцев, сделанное из шестов и покрытое сверху парусиной. Фестивальный типи стоит на поляне, где все мы ежедневно собираемся.

Бросаю палатку и все вещи, бегу за ребятами, обнимая свой спальник.

Внутри типи, прямо в его центре горит костёр, а по бокам уложены коврики. Женя уступает мне своё место, а сам уходит спать на улицу. Мы ложимся вокруг костра кто как. Ребята ещё какое-то время разговаривают, а я, истощённая долгой истерикой, быстро засыпаю.