Автостопом в Судан. На попутках из Москвы через Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию, Египет в Судан и обратно в 1999 году - страница 12

9 февраля, вторник.

Сегодня утром исполнилось ровно трое суток с момента нашего задержания. Судьба наша была нам непонятна. Концелидзе старался пореже показываться нам на глаза, и за отсутствием начальника мы препирались с охраной.

Многое было странным в нашем заключении. Мы были как бы заключёнными, а как бы и нет. Наши вещи и карманы не досматривали. Ничего у нас не конфисковывали. Никого не били, хотя, конечно, силовые методы применяли иногда. Ордера на арест не существовало, и мы сидели не в камере, а в актовом зале. Никакого обвинения нам не предъявляли.

Срок нашего освобождения был неведом. Нам всё время врали, говорили: сегодня вечером, завтра утром, послали запрос, идёт ответ, и т. п. Сколько времени мы должны были провести здесь? Неделю? Месяц? Всю жизнь?

Поскольку нам, на положении «пожизненных заключённых», отступать было некуда, мы начали открывать окна, кричать на всю улицу и бросать на улицу записки с просьбой позвонить в Москву и сообщить о нашей судьбе. По тротуару бродил какой-то странный человек, вероятно сотрудник УгРо, и время от времени подбирал записки. Но иногда, как нам казалось, они попадали в руки и честным гражданам; кое-кто из них всё-таки позвонил моим родителям в Москву, спасибо!

Схема разбрасывания наших записок из здания Уголовного Розыска города Батуми

Охранники пытались оттаскивать нас от окон, но нас было семеро, а количество сотрудников УгРо, занятых нашей круглосуточной охраной, было всё-таки ограничено. К вечеру нас навестил какой-то местный полуначальник, попросил прекратить хулиганить и пообещал, что к 18.00 наш вопрос решится.

– Вы все всегда врёте! – отвечал бойкий Шулов и пригрозил ещё раз пожаловаться в ООН.

– Я вас никогда не обманывал, – ответил толстый полуначальник.

– Да, конкретно вас мы пока не уличали в обмане, – отвечал Шулов, – но это нас ни в чём не убеждает!

Около восьми вечера нам явился опять этот же полуначальник и сказал, что наш вопрос решился, и нас повезут сейчас на встречу с министром и с российским представителем. Микроавтобус уже выехал, собирайтесь. Мы стали собираться, ещё до конца не веря в то, что нас действительно отпустят.

Подъехали два микроавтобуса (не те ли, что должны были нас довезти до турецкой границы три дня назад?). В 20.40 мы погрузились в них и долго ехали по вечернему Батуми. Я подумал, что, наверное, сейчас нас вывезут за город, раздадут паспорта и скажут: валите, чтобы вас тут не было…

Микроавтобусы подъехали к некоему дому. Мы выгрузились около крыльца. На дверях было написано: «5-е отделение милиции: вытрезвительное».

– Сейчас приедет российский представитель. Подождите! – с этими словами нас ввели в двери. Тут же сотрудники УгРо, одетые в гражданское, исчезли. Мы оказались в «фойе» обычной милиции; за столом сидел майор лет пятидесяти. Были и прочие милиционеры рангом поменьше.

Никаких российских представителей никто, разумеется, не ожидал. Милиционеры равнодушно глядели на нас. Майор просто сообщил, что ему поручили свыше нас охранять; причины и сроки нашего задержания ему были неизвестны. Открыли решётчатую дверь, ведущую в узкий коридор; по этому коридору мы с рюкзаками и были переведены в одну из камер.

Камера была свободна – специально для нас. Величиной 3х4 метра, сырая, выкрашенная в зелёный масляный цвет, она включала одну кровать в виде квадрата 2х2 метра, решётку под потолком и голую лампочку.