Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия - страница 4



Старец отвёл хозяина в отдельное место, и там они пробеседовали до утра. А утром все распрощались и разошлись.

Дорогою ученик поклонился старцу:

– Окажи любовь, авва, кто этот человек, и как ты знаешь его?

Но старец не хотел сказывать. И тогда ученик опять поклонился ему:

– Авва, о многом другом ты поведал мне, а об этом человеке молчишь.

Так и было: старец рассказывал ему о добродетельной жизни многих святых, а об этом престарелом мирянине не хотел говорить. Ученик очень оскорбился этим и уже всю дорогу молчал. Когда они пришли в келью, ученик не захотел принести в обычное время хлеб старцу – в четвёртом часу по полудни.

Наступил вечер. Старец пришёл в келью брата и сказал:

– Чадо! Что значит это? Ты оставил меня, отца твоего, без пищи.

Ученик ответил:

– Если б я имел отца, то он любил бы меня как сына.

Старец поворотился и пошёл из кельи вон, но брат догнал его, остановил, начал целовать ноги:

– Жив, Господь! Не оставлю тебя, пока не поведаешь мне, кто этот человек.

Он не хотел оставить отца в скорби, потому что очень любил его. Тогда старец сказал:

– Дай мне немного поесть, и я скажу тебе.

После вкушения пищи старец сказал ученику: «Не будь непокорен. Не хотел я сказывать тебе за прекословие, которое ты допустил себе в селении. Смотри, не сказывай никому о том, что расскажу тебе. Человека этого зовут Евлогий. По ремеслу своему он каменотёс, весь день проводит в работе и ничего не ест до вечера. А вечером, собрав в селении всех убогих, мирских и монахов приводит в дом, всех кормит, как ты видел, а все остатки относит собакам, ремеслом своим он занимается с юности, а теперь ему более ста лет. Но и поныне Бог даёт ему такую же крепость в работе как в молодости. Ежедневно он вырабатывает по золотой монете.

Сорок лет назад я пришёл в это селение для продажи рукоделия. Тогда я был ещё не стар. При наступлении вечера пришёл Евлогий, забрал меня вместе с другими странниками, привёл в дом, угостил, предоставил ночлег. Я удивился его добродетельной жизни и начал поститься по неделе и молить Бога о нём, чтобы подал ему значительное имущество на дело странноприимства. В строгом посте я провёл более трёх недель и столь изнемог, что едва был жив. И вот вижу некоего священнолепного мужа, который, подойдя ко мне, спросил:

– Что с тобою, авва Даниил?

Я отвечал ему:

– Дано мною слово перед Богом не вкушать хлеба, пока не услышит Бог молитвы моей о каменотёсе Евлогии и не пошлёт ему благословения, чтобы он мог преизобиловать в деле странноприимства.

– Напрасно! Ему лучше оставаться в том положении, как сейчас.

Я возразил ему:

– Нет, Господи, подай ему, чтобы все прославили имя Твоё Святое.

Он отвечал:

– Говорю тебе, что его настоящее положение хорошо для него. Но если ты непременно хочешь, чтобы Я подал ему изобилие, то согласишься ли взять на себя ручательство о душе его? Спасёт ли он её при умножении имения своего? Только при твоём ручательстве Я подам ему.

– Владыко! От руки моей взыщи душу его.

В то время, как я говорил это, увидел себя стоящим в храме Святого Воскресения в Иерусалиме. Там увидел я сидящего на камне священнолепного отрока, с правой стороны которого стоял Евлогий. Отрок повелел одному из предстоящих Ему подозвать меня к Себе. Когда я приблизился, Он спросил:

– Ты ли поручившийся за Евлогия?

Предстоящие сказали за меня:

– Точно так, Владыка, – он.

Я взыщу с тебя поручительство твоё.