***
… А уже с раннего утра я села на первую пригородную электричку и спустя полтора часа как можно тише открывала скрипучую кованную калитку, сплошь увитую декоративным плющом с ярко-бордовыми широкими листьями, кричащими о начале дождливой третьей декады осени. Неслышно проскользнула внутрь старого сада и глубоко вдохнула чистый влажный воздух, пробуждающий сдержанные нотки многочисленных запахов сырой земли…
Два года назад, выйдя на пенсию, сюда, на этот небольшой загородный дачный участок недалеко от столицы перебрался папа… сразу после того, как мы с ним похоронили маму. Жизнь в городе для него словно застыла. А после ее смерти, ранее плодоносящий и ухоженный сад, быстро пришел в запустение. Растения не ждут, они продолжают жить, требуя к себе внимания и должного ухода. Сейчас, спустя время, я могу с уверенность сказать, что именно здесь, в уединенных заросших уголках старой дачи папа нашел покой и снова почувствовал вкус жизни, копаясь в земле и заботливо ухаживая за этими растениями. Затворничество пошло ему на пользу.
От мелькнувших воспоминаний о маме сдавило грудь…
Тяжело вздохнув я тихо, стараясь не шуметь, миновала открытую веранду, аккуратно обходя старые скрипучие доски на полу, отлично помня их расположение. Потянула на себя входную дверь и меня сразу обдало сухим жаром затопленной с раннего утра печи.
– Мила, – услышала я уверенный голос отца, – чего крадешься?
В ответ я заливисто рассмеялась своей неловкой попытке остаться им незамеченной. Несмотря на свой преклонный возраст папа не утратил обострённый за годы службы в государственных органах слух и отличное зрение, до сих пор выбивая десятку при стрельбе из наградного пистолета.
– Попыталась застать тебя врасплох, – отшутилась я.
– Снова неудачно, – поддержал мою игру отец. – Проходи, завтракать будем. Я тебе чайку согрею…
Заходя на небольшую кухню, ставлю на стол внушительные пакеты с продуктами, которые купила еще вчера и сразу оборачиваюсь к подошедшему ко мне родителю, обнимая его за шею, звонко целуя в щеку. Вот сейчас, в его медвежьих объятиях мне становится по-настоящему тепло! Прикрываю от удовольствия глаза и, прислонившись к нему еще ближе, глубоко вдыхаю родной запах…
Только теперь я дома!
Я бы все отдала, чтобы вот так прижаться и еще, хоть один разок, снова вдохнуть до боли знакомый запах мамы. За два прошедших года он совсем забылся, словно выветрился из моей памяти, оставив после себя неуловимо дразнящий шлейф, от воспоминаний о котором до сих пор жалобно ноет не желающее мириться с невосполнимой потерей сердце… У таких, как я, рано потерявших маму взгляд особенный, голодный. Рано, это и в пять, и в двадцать пять лет. Здесь разницы нет. Эта непоправимая потеря так и остается детской…
Я была их единственным и поздним ребенком. Мама очень долго не могла забеременеть, а когда это, наконец, случилось, то безграничному счастью моих родителей не было конца. С самого моего рождения никто из них не обращал внимание на возраст – они оба словно летали на крыльях своей мечты, молодея на глазах с каждым прожитым рядом со мной годом…
Неожиданная тяжелая болезнь мамы, а потом ее скоропостижный уход так подкосили отца, что он постарел буквально за день, из сильного мужчины превратившись в сгорбленного под гнётом жизненных обстоятельств старика. Казалось, что именно в момент ее смерти, его мир рухнул и разбился на множество острых осколков, одним из которых был пробит его тыл и появилась зияющая дыра в спине, которая болит так, что скручивает все внутренности. А потом мы с ним просто перестали чувствовать…
