Азазель - страница 38

– Любимый, ты плачешь? Тебя расстроил мой рассказ?

– Нет, Октавия. Спи. Я плачу из-за несчастий этого мира и его ужасов.

– Не надо, любимый, не плачь! Прижмись к груди любящей тебя Октавии.

Мы обнялись и так и уснули в объятьях друг друга. Сны – это небесный дар для всякой твари, но в ту ночь мне не снилось ничего. Проснулся я рано, разбуженный каким-то приглушенным шумом: Октавия, довольная, хлопотала в комнате. Когда я открыл глаза, она проворно нырнула в кровать и растянулась рядом со мной на животе. Ее лицо светилось безграничным счастьем. Я вдруг обратил внимание, что моя смуглая кожа приобрела какой-то красноватый оттенок, так что мое тело по цвету стало походить на цвет медной посуды. Вначале я было подумал, что это результат нашего с ней разврата и безрассудства. Но Октавия, не переставая посмеиваться, уверила, что это последствие воздействия солнечных лучей и соленого морского воздуха.

Я лежал рядом с ней голый, не чувствуя никакого смущения… Второй раз мне нравилось мое тело… Второй раз… и последний… за всю мою жизнь.

После продолжительных ласк и долгих поцелуев Октавия предложила мне принять ванну, наполненную теплой водой с ароматными травами, которые привозят из Сирии.

– А я тем временем постираю твою одежду.

Произнеся это, она соскользнула с кровати и направилась к моей торбе. Подумав, что Октавию могут поразить спрятанные там монашеская одежда и деревянный крест, я вскрикнул как ужаленный:

– Нет, не нужно! – И затем добавил уже извиняющимся тоном: – Я не люблю, когда кто-то стирает мое белье. Я делаю это сам уже много лет.

– Но, любимый, все эти годы рядом с тобой не было Октавии.

– Я прошу тебя, не перечь мне.

Она не противилась. А бросилась в мои объятья, заставив меня устыдиться и забыть обо всем, обо всех своих затаенных бедах и редких радостях. Весь мой мир теперь умещался в ее объятьях.

– Ты, – прошептала она мне на ухо, – еще не привык ко мне, дорогой, но со временем привыкнешь. – Ее дыхание согревало мне грудь, губы целовали мою шею, вновь возбуждая и распаляя меня.

Я заметил в глазах Октавии желание. Я тоже нестерпимо желал ее.

Вода в ванне уже немного остыла. Ухватившись руками за бортики, я вытянул ноги, а Октавия принялась растирать меня. Я прикрыл глаза, пытаясь вспомнить что-нибудь из своего прошлого, чтобы отвлечься и успокоиться, но все воспоминания напрочь вылетели из головы, как будто прикосновения Октавии стерли все, что я когда-либо знал до нее.

Очень нежно она перевернула меня, чтобы потереть спину. Я нежился под ее ладонями, и испуг, охвативший меня, когда Октавия хотела взять мою торбу, совсем прошел. Но мрачные мысли вновь посетили меня, и я не мог опять не задаться вопросом: как долго будет продолжаться эта волшебная явь? Это непреходящее блаженство, этот обман наяву? Почему я не сказал Октавии правду и позволил ей втянуть себя в эту ложь? Господь ведь видел меня и видел ее, Он никогда не простит мне того, что я сделал, не избавит меня от наказания, если я не покаюсь и не попрошу Его милости. А если Он пожелает простить меня, то заставит искупить вину за совершенный грех. Он уже и прежде карал меня, даже несмотря на то, что я не допускал никакой провинности. А может, эти наказания были за то, что я делаю сейчас? Но ведь есть же еще грехи Октавии. Неужели Господь накажет и ее? А может, и не обратит внимания – ведь она язычница и не верит в Него. Может быть, Он наказывает лишь тех, кто верит в Него? Думаю, в конце концов Господь простит всех – Он же милостив!