Предки Костика были довольно свободных взглядов, с ними можно было гораздо легче обсудить наши подростковые проблемы, покурить на кухне, выпить пива. Мировые предки, словом, к тому же они поощряли его любовь к компам, подкидывали деньги на новинки и, кстати сказать, сами пользовались ПК. Иногда коллеги Костиных предков просили собрать комп себе, и мы с радостью брались за эту задачу. Мы непрерывно совершенствовали наши знания о железе и софте, и, как мне кажется, каждая новая машина получалась все лучше и лучше.
Дневник, Незаметный, 1930е
Ранним утром 22 марта, спустя примерно полтора месяца после моей беседы с Максим Яковлевичем, мы в составе 1-й Джугджурской партии выдвинулись к месту планируемой стоянки. Ну как – планируемой? Планировалась она в основном по рассказам пары старателей да нескольких зверобоев, промышлявших в той стороне. Даже глазомерного абриса на бассейн реки Аллах-Юнь не было.
Стоит ли говорить, что последнюю ночь перед выездом я не спал, да и Андрей тоже немного нервничал, хотя и вида не подавал и шутил как обычно. Получается, и в первый, и в десятый (или какой он уже у Андрея? Восьмой?) раз отправляться в неизвестность при 34х градусном морозе – занятие чрезвычайно волнительное, отметил я про себя. По рассказам Андрея, настоящих геологов, закончивших хоть какой-то институт или училище, было человека 3, остальные самоучки после нескольких лет работы помощником геолога либо с купленным дипломом, либо вовсе без.
– А из Питера, ты, почитай, у нас один! Ну, не считая начальника партии, Николая. – Андрей косился на меня и с надеждой спрашивал: – Ты же меня подучишь? А то до сих пор я в полях ничего, кроме кайла и лотка не видел, а хочется выучиться. Я пообещал по дороге немного рассказать про теорию строения речной долины.
Около полусотни человек – не только геологи, но и топографы, но в основном – промывальщики и разнорабочие, на 23 санях, растянувшись на добрые полкилометра по зимнику, двинулись в Томмот, где нас ждал, как выяснилось последний организованный ночлег в этом сезоне. Оказался он обычным бревенчатым бараком с грубо сколоченными из теса нарами в 3 яруса.
Когда первые сани подошли к бараку из него выбежал запыхавшийся дед в ушанке набекрень и расстегнутой телогрейке, выметая перед собой метлой пыль и листья:
– Ребятки, мне тока полчаса назад сообщили о вашем приезде! Печки я уже растопил, ща вымету – с прошлого года никто не жил тут! – и умчался хлопотать внутрь.
Андрей, парень продуманный, моментально подхватил свой вещмешок и ужом протиснулся внутрь, так, что пока я взял свои пожитки и вошел в барак, он уже занял лучшие места – в середине избы у печки. Печь гудела от тяги, сквозь щели виднелось яркое пламя уже разгоревшихся дров, но пока еще в бараке было не теплее, чем на улице – дыхание десятков людей на морозе повисало в воздухе туманом и скоро в помещении стало не видно на вытянутую руку.
Однако печь грела, и мы закурили, сняв рукавицы и грея руки по очереди от уже горячей печи. Тусклая лампочка еле-еле освещала барак. Вдруг на мою рукавицу со стуком упала черная косточка. Тут же она расправила лапки и побежала, я инстинктивно стряхнул ее. Тут же они посыпались одна за другой. Андрей наклонился ко мне и скомандовал:
– Хватай вещи и бегом на выход! – когда мы вышли, он в свойственной манере рассмеялся:
– Серег! – я в его иерархии вырос со студента до Сереги, мне это понравилось. – Мы думали будет последняя теплая ночевка, а будет первая холодная! Барак – то вшивый оказался. Они, когда холодает, залезают повыше, где теплее, там и замерзают. А сейчас отогрелись, гниды, и стали оживать и падать. Словом, дело твое, я в палатку. – сказал он, бешено отряхивая себя и свои пожитки.
