Ушла Марийка домой. И задумала она страшное. Приходит она к бабке Котяжихе и говорит:
– Дай мне, бабушка, отвар такой, чтобы ребёночка скинуть.
Ох, как глянула на неё бабка Котяжиха, глазами сверкнула:
– Да ты что удумала, девка? – отвечает она Марийке, – Душу свою погубить захотела?
Бабка Котяжиха хоть и была ведьмачкой, да тоже разбиралась какими делами заниматься, а какими нет, не желала она за просто так душу-то дьяволу отдавать. Спрашивать она стала у Марийки, что случилось с ней, отчего грех такой решила она на душу взять. Та и поведала ей со слезами обо всём.
– О-о, – отвечает бабка Котяжиха, – Знаю я, милая, кто это сделал. Погоди, разберусь я ещё с нею, придёт её время. А тебе, Марийка, я помогу. Не реви.
И научила она её, что нужно сделать.
– Как луна на убыль пойдёт, поезжай, – говорит, – В город. Найди там место, где три храма треугольник образуют промеж собою, есть там такое место, там-то и там-то. Вот ты встань там, посредине, да слова повтори, а какие – я тебе на ушко шепну. А после того зайди во все три храма, да сорокоуст подай о здравии Евдокии. А после домой возвращайся. И все сорок дней, пока о Дуняше молиться станут, ты к ним не ходи, и ничего плохого не думай, жди. А потом и увидишь что будет.
Всё сделала Марийка, как велела бабка Котяжиха, и домой вернулась. Стала ждать.
А муж Марийкин с ума сходит, ночью с Дуняшей ему хорошо, ночная-то кукушка, всем известно, дневную перекукует, а днём, как на работу-то идёт, сердце его о Марийке болит да о девчонках, о сыночке всё думает, который скоро народиться должен. Всё умом понимает, а ноги сами к Дуняшкиному дому его вечером ведут. А Дуняшке хоть бы хны, живёт да радуется. Встретит чужого мужа вечером, накормит досыта, да в постель уложит, ублажает его всю ночь.
– Вот и на моей улице праздник, – ухмыляется.
А Марийка издалека на мужа своего глядит, похудел тот, осунулся, сам не свой стал. Плачет Марийка, жалеет мужа, а сделать ничего не может, помнит наказ бабки Котяжихи – ждать сорок дней и помалкивать.
И вот проходит срок. Пошёл муж Марийкин на работу, и в тот день случилось с ним вот что – ненароком попал он себе топором по пальцу, да и отрубил половину. Кровь хлестала так, что еле уняли. Помогли ему мужики, перевязали тряпицей. И в этот момент, как очухался он вдруг, будто пелена с глаз его упала! Словно проснулся он от глубокого сна. В тот же день вернулся он домой, к Марийке и детям, прощения просил, в ногах валялся, и простила его, конечно, Марийка, ведь любила она его очень. Стали жить они снова в любви и согласии, старались про то, что было не вспоминать.
А бабка Котяжиха вот что сказала:
– Сделала Дуняшка твоему мужу приворот на женскую кровь, опоила его по чьёму-то навету. Знаю я кто её научил, получит она ещё своё. А как муж твой палец себе рубанул, так дурная кровь-то из него и вышла!
Спустя какое-то время видят деревенские – Дуняшка ходит чернее ночи, что такое? Оказалось, дочка её единственная заболела. Хворь неведомая с ней приключилась. Начала она быстро расти, телом-то в длину тянется, а внутренности не успевают следом расти. Стала девочка чахнуть, то одно с ней, то другое, слепота пошла… Прибежала Дуняшка к бабке Котяжихе, плачет, в ноги упала:
– Помоги!
А бабка сурово на неё глянула, да и ответила:
– Не могу я тебе помочь, Дуняша! Грех ты большой на душу взяла, мужа чужого приворотным отваром напоила, оттого и расплачиваешься сейчас. Одно скажу тебе, коли хочешь дочку спасти – уезжай отсюда. Если тут останешься, потеряешь ты ребёнка.
