Мужчина опускает голову, обхватывает ее руками и смотрит в стол.
– Скажи что-нибудь, сделай что-нибудь, я не могу больше так, – женщина срывается на крик. – Сделай! Ну хорошо, если так… если я мужик в нашей семье… Хорошо, я не допущу, чтобы дети играли в такие игры. Я сама на панель пойду, сейчас оденусь и пойду!
– Да кому ты нужна, – устало произносит мужчина. – В зеркало на себя посмотри.
Женщина на секунду замирает. Потом и вправду мельком глядит в зеркало. Лицо ее кривится, из глаз текут слезы.
– Мама, мамочка… все прошло, все сломалось. Почему? За что? Ма-ма-ч-к-а-ааа!
Мужчина зажимает уши ладонями, закрывает глаза и начинает молиться.
– Господи! Послушай меня. Я никогда тебе не молился, я в тебя даже не верил. А теперь молюсь, поэтому послушай меня, Господи. Я стараюсь, я очень стараюсь, Господи. Я работаю по шестнадцать часов… На стройке… и еще на одной стройке. Но они мне не платят, Господи. Господи, они обманывают все время, суки. Я учу этот гребаный птичий язык. Я выучил уже восемьсот слов. А это нелегко – учить слова, когда так хочется спать. Господи, дай мне поспать, пожалуйста… Нет, спать потом. Послушай, Господи, дай мне немного денег, я даже не у тебя прошу. Тебе не придется тратиться, Господи. Сделай так, чтоб эти суки выплатили мне долги. Они плохие люди, а я это заработал. Сделай так, Господи. И тогда я куплю жене платьице, дочке куклу, а сыну шоколадку, и все будет как раньше… Как раньше. Ну если я плохой – меня накажи, а детей-то за что и ее, дурочку несчастную. Не надо, Господи. Только не понимаю я, чем уж так плох. Я же врач от бога, от тебя, Господи. Так на родине говорили. Я же людям помогать хотел. Ни с кого копейки не взял. Всех лечил… потому что помогать… А жена говорит, что я дурак… поэтому мы нищие. А вокруг все такие хорошие. Господи, демократия у них, машины красивые и дома. Только не поможет никто, сам, говорят, виноват, и бьют еще иногда… молодые, и обманывают. Помоги мне, Господи! Дай немного денег, чуть-чуть, чтобы полегче… А то она правда на панель пойдет, и ее там тоже обманут, как меня. Здесь всех обманывают. Что ты молчишь, Господи! Если молчишь, то мы к тебе… мы сами к тебе придем. Уж лучше к тебе, чем жизнь такая. Это быстро, деткам будет не больно. Я им помогу, а потом сам, сам… Жди нас, Господи!
Мужчина открывает глаза и кладет руки на стол. Жена катается по ободранному линолеуму в истерике. Дети дерутся за шкафом. Мужчина видит на столе нож… робко трогает его, потом ласково гладит лезвие, потом берет в руки.
– Стой, стой, дурак! – закричал Алик и… вывалился в реальность туалетной комнаты шефа.
ЛМ все так же болванчиком быстро качал головой. Михай и юрист застыли в позе почтительного ожидания. Алику стало страшно.
«Это ведь есть, – подумал он. – Это ведь точно есть, я где-то слышал, читал или видел. Такое бывает. Может быть, даже сейчас, в эту секунду. А я? Багамы, мулатки, инвестиционные банкиры… Сердце стучит, жизнь решается. Как же так? Как жить-то дальше? Кто я? Кто все мы?»
Незаметно для себя Алик начал молиться.
«Господи, за что мне это? Я же просто хотел жить хорошо. Это разве преступление? Все хотят жить хорошо. И ЛМ, и Михай, все. Почему же я один это вижу? Зачем ты меня так, мордой в грязь. Я же живой, мне больно. Я просто человек. Я, когда маленький был, всех жалел. А мне говорили: «Ну а в Африке негры от голода умирают». А я и негров жалел. Не понимал я, почему их жалеть не нужно. А потом понял. А потом стало не жалко. Убили кого: «Ну а в Африке негры от голода умирают». Посадили: «Ну а в Африке негры от голода умирают». Самолет упал: «Ну а в Африке негры от голода умирают». А сейчас я сам это говорю дочке. Она мне: пап, дай денег, у подружки мать тяжело болеет. А я ей: «Ну а в Африке негры от голода умирают». Она не понимает пока, но скоро поймет. И будет говорить своим детям. А знаешь почему, Господи? Знаешь? Потому что тот, кто не понимает этой истины, тот не может жить в созданном тобой, да, тобой, Господи, мире. По крайней мере, не может жить хорошо. Умирают такие быстро и потомства не оставляют, как правило. Хотя бабушка мне говорила, что бог возле себя говна не держит. Не держишь ты говна возле себя? Понимаю, кому же захочется. Вот только кто мы здесь? Говно? Да, наверное, наверное – говно».
