Из широкого окна была видна крыша Исторического факультета – недавняя постройка, но, как и моя карта, «под старину», с башенками и флюгерами. Над крышей белела колокольня ближней церкви. По ночам ее подсвечивали прожекторы, красиво так! Не то что прежний вид на Крупской с гаражами и кирпичным забором…
Слава богу, лифт сегодня работал (что случалось не всегда). Хоть немного отдышусь, а то взмок на улице, будто грузчик на тропической пристани. Я въехал на пятый этаж, «персональным» ключом открыл дверь и через прихожую ввалился в свою комнату. Бряк на тахту…
Мама была дома. Она работала корректором в частном издательстве «Пирог» и чтением авторских рукописей занималась не в офисе, а «под родным кровом». И Лерка была уже дома. На уроки в свой первый класс она уходила вместе со мной, а возвращалась одна. И на продленку не оставалась, самостоятельная, ёлки-палки! Мама столько нервов из-за этого измотала… Теперь Лерка хныкала на кухне, что не хочет есть вермишель, потому что та «как червяки», а мама спрашивала силы небесные, за что ей такое испытание в жизни…
Я полежал полминуты, скинул пиджак и брюки и засунул себя в шкаф с тряпичным имуществом. И услышал, что мама встала на пороге.
– Ты что там ищешь? И почему явился так рано?
– Выгнали, наверно, – подала голос моя сестрица.
– Сама ты «выгнали»!.. Я не насовсем, а на перерыв… Мама, а где мои шмотки, в которых я в том году вернулся из лагеря?
– Ваши «шмотки», молодой человек, я еще осенью выстирала, погладила и положила в общий шкаф… А что, вас наконец освободили от обязательных фрачных пар?
Я выбрался из шкафа и поддернул трусы.
– Ну… не совсем освободили, но сделали послабление…
– Может быть, наденешь парусиновые брюки и белую водолазку?
– Не, мам… хочу тот испытанный в походах прикид. В нем лучше ощущается лето. И к тому же – ради солидарности…
– Опять эти словечки! «Прикид»!.. А что за солидарность? – спохватилась мама.
– Да есть у нас Чибис. Максимка Чибисов. Его тетушка гнобит…
– Клим, опять жаргон?
– Ну правда гнобит. Додумалась… – И я коротко рассказал о невзгодах Чибиса.
– По-моему, у его тети очень правильные взгляды, – сказала мама.
– Конечно! Он и сам так считает. Но только неуютно ему одному в таком прик… костюме. А тут будет моральная поддержка.
– Поддержки не будет. У тети Чибисова есть договоренность со школьным начальством. А тебя Маргарита Дмитриевна тут же выставит с треском.
– Ну не сразу же выставит! А ты потом тоже договорись с ней. Скажи, что я выдул целую бутылку пива!
– Болтун!.. Ты знаешь, что я никогда не вру…
– А ты и не ври! Я по правде могу! У папы есть в холодильнике!
Мама подбоченилась и глянула на меня с высоты своего роста. Большая такая, с круглыми руками, с уложенными в тяжелую прическу бронзовыми волосами. И с глазами, в которых усмешливые искорки (ну самая «мамистая мама», как я иногда говорил ей). Ногтем почесала подбородок.
– Смотрю на тебя и удивляюсь: почему ни разу в жизни я не дала тебе даже подзатыльника?
– Потому что я образцовый!.. А как это – ни разу не дала?! Два раза! Один раз еще в детском саду, когда я пришел с горок в обледенелых штанах. А второй – в позапрошлом году! Когда я сказал Лерке, что она клизма навыворот…
– Значит, оба раза не без причины… Только не понимаю до сих пор: что значит «клизма навыворот»?
– А ты выверни Лерку на левую сторону – сразу поймешь… Что, пошла выворачивать?
