– В самом деле, болтун. За твоим «прикидом» пошла…
Я подпрыгнул и поболтался на турниковой перекладине, вделанной в дверной проем.
– Сгинь с дороги! – велела мама, возвращаясь. – Вот, облачайся…
Я прыгнул двумя ногами в короткие штаны из серо-зеленой легонькой плащовки. Выдернул из брюк ремешок с чеканной пряжкой, протянул в петли на шортах. Схватил рубашку, тряхнул, прежде чем сунуться в нее головой. Что-то щекотнуло меня по ноге. А мама быстро нагнулась.
– Подожди-ка… – Она держала двумя пальцами пятисотрублевую бумажку. – Клим, это что?
– Естественно, деньги…
– Сама вижу. И они выпали из кармана твоей рубашки.
– Правда?
– Не валяй дурака! Это та ассигнация, которую я потеряла осенью. С ног сбилась и не нашла. Последние деньги тогда были, за день до зарплаты… Клим…
Я помигал, обдумывая ситуацию (словечко-то какое – «ситуация»!). Впрочем, без особой растерянности.
– Ну да. Типичный случай из жизни трудного подростка. Шестиклассник Клим Ермилкин стырил у родителей полтыщи, но не успел истратить на пиво и наркотики и хитро запрятал подальше…
– Я вот тебе сейчас «стырю»!.. Ты можешь что-то объяснить?
– Сей момент… – И я гаркнул на всю квартиру: – А ну иди сюда, Холерия!
Так я называл сестрицу Валерию в минуты справедливого гнева.
Она тут же возникла на пороге (с вермишелью на щеках).
– Ма-а! Чего он опять обзывается!..
– Цыц! – велел я и взял у мамы пятисотку. – Это что? Говори!
– Ма-а, ну чего он… – И заморгала, будто кукла.
– Признавайся лучше сразу, – посоветовал я. – Осенью ты увидела эти деньги на полу и засунула в мой карман. Думала, мама найдет и мне попадет… Так?!
Малолетняя Валерия была вредна и подловата, но изворачиваться как следует еще не умела.
– Лера, зачем ты это сделала? – тихо спросила мама.
– Я не делала… Я только… А потому что он тогда… меня… Я хотела посадить моих киндеров на его корабль, а он меня вы-ыгна л… Ы-ы-ы…
– Вот это и есть клизма навыворот, – объяснил я маме.
Мама сухо сказала:
– Выдерни, пожалуйста, обратно свой ремешок. Сейчас он пригодится…
– Он туго сидит. Лучше я поищу в шкафу папин, туристский. Он толще и крепче.
– Правильно. Поищи…
Лерка знала, что ее не тронут, но завыла в два раза громче…
– Искать? – спросил я.
– Подожди… Валерия, марш на кухню и сядь за холодильник, носом в угол. Будешь сидеть, пока не придет папа. Он с тобой разберется как надо…
– Ы-ы-ы… – Лерка понима ла, что папа вернется вечером, а у мамы слушать это «ы-ы-ы» хватит терпения на полчаса, не больше.
Когда она, подвывая, удалилась, мама взяла себя за щеки.
– Ну что ты будешь делать с такой особой…
– Терпеть, – объяснил я. – Пока не женится… то есть не выйдет замуж… Но и на этом ничего не кончится.
– Почему не кончится? – Мама опустила руки.
– Потому что… вскоре она явится с розовым сверточком на руках. «Мама-папа, это ваша внучка Светочка. Мы будем жить у вас. А он оказался таким негодяем!..»
– Тьфу на тебя! Надеюсь, что до того момента я не доживу.
– Как это не доживешь?! А кто будет нянчить моих детей?
– Здрасте! А куда денется твоя жена, мать этих самых детей?
Я поскреб затылок. Потому что неясно еще, как оно повернется в жизни. Вдруг как с матерью Лерки?
Лерка была не полностью моя сестра, а, как это говорят, «сводная». Отец один, а матери разные. Потому что, когда мне было три года, в нашей семье произошла «обычная для наших дней драма» (это по маминым словам). Впрочем, вспоминать драму у нас было не принято.
